Они не стали разглядывать малышей, которые смирно играли и комнате, куда их пригласила заведующая. Вошли и наткнулись сразу на мальчика с удивительными серыми глазами и светлой головушкой.
– Ах, Коля, – в глазах Надежды Семеновны блеснули слезы. – Посмотри, как он на тебя похож.
А тот и сам глаз от малыша оторвать не может. Хочет к Надежде повернуться, сказать что-то, да – никак. А мальчик тем временем бросил машинку без колес, которую возил по полу, оглянулся на них, встал, пошел навстречу, протянул к ним руки.
– Это все равно как судьба, – тихо сказал Николай жене и поднял мальчишку на руки.
Надежда обняла их обоих, и они замерли все на минуту. И вдруг… То ли от нетерпения, то ли оттого, что объятия были непривычно крепкие, мальчишка сильно укусил Николая Петровича за руку. Тот поморщился, едва не выронил свое сокровище, посмотрел на ребенка внимательней. А тот улыбался лукаво, словно приглашая поиграть.
– Ишь ты, – удивился Николай Петрович, разглядывая отпечаток детских зубов на предплечье.
Но Надежда уже не слышала его. Она уже тянула мальчишку к себе, спешила радостно к заведующей выслушивать дежурные поздравления и, оглядываясь, торопила:
– Ну же, Коленька…
– Да, да, наверно, это судьба, – повторил он и пошел следом.
Несмотря на досадное происшествие, он радовался не меньше жены. Только вот радость перемешалась с беспокойством. С беспокойством, которого он никогда не знал раньше и от которого так и не смог избавиться потом до самой смерти.
Будущее этой семьи уже притаилось за поворотом, и его оскал был недобрым. Может быть, именно дыхание грядущего почувствовал тогда Николай Петрович – Бог весть. Только вот если бы Надежде кто-то сказал в то пасмурное утро, что в этот день она выбрала вместе с сероглазым малышом смерть и для своего мужа, и для себя, она бы прокляла предсказателя. Она ведь несла домой на руках долгожданного ангела, самого настоящего ангела, который должен был одарить их с мужем долгожданной радостью…
Жанна узнала, что брата усыновили, только вечером. Она испустила звериный вопль, бросилась почему-то на подружку, рассказавшую ей об этом. Девчонки, ставшие свидетельницами этой сцены, заступились за девочку, однако справиться с Жанной было не так-то просто. Дралась она как зверь, и ее отправили на «гауптвахту». С остервенением драя дощатый пол туалета, Жанна молча глотала слезы.
Она перестала есть и разговаривать с воспитателями. На прогулке убегала от всех в дальний угол площадки, заросшей кустами жасмина, садилась на корточки, обнимала колени, да так и сидела, тихонечко раскачиваясь… О чем она думала? Ни о чем. Горе ее было огромным и тяжелым. Ей казалось, что оно вот-вот раздавит ее, и она с непонятной жаждой ждала этого часа.