Это была сумасшедшая неделя. Сергей стал другим человеком. Представлял себя то Нероном; задумчиво глядящим на полыхающие над городом языки пламени, то Наполеоном, задумывающим грандиозный план боевого сражения. Он чувствовал себя теперь авантюристом. История приобретала новый смысл, когда ом скидывал, как ненужный хлам, наносные пласты воспитания, образования, страха со своей души. Он ставил грандиозный эксперимент над собой. Отбрасывал страх, встречаясь с несовершеннолетней девчонкой, изменяя жене. Отбрасывал чувства по отношению и к той и к другой. Мораль, нормы, совесть, нравственность оказались лишь пустыми словами, когда он с удовольствием распинал Соню в будке телефона-автомата. Он стаскивал с нее купальник на мелководье Финского залива и не отдавал до тех пор, пока она, посиневшая от холода, не подставляла ему в воде зад, судорожно оглядываясь на немногочисленных любителей весенних купаний. Он упивался своей властью над нею.
Набоковская Лолита тогда еще не обожгла страницы литературных журналов. Только через несколько лет, найдя на факультете случайно чей-то потрепанный журнальчик со смешным названием «Кодры», он испытал наконец потрясение, которого не принесла ему больше ни одна книга. Читал и чуть не плакал. Ему хотелось кричать: «Господи! Да это же я. Это же мое…» Было ли это откровением, или только последствием привычки присваивать чужие мысли – кто знает. Оранжевый журнальчик с несколькими главами великого творения еще не вышел тогда. Его еще не зачитали до дыр студенты, и преподаватель, завладевший во время лекции этим сокровищем, не позабыл его, после внимательного изучения, разумеется, в ящике стола. Тогда, сидя за тем же, может быть, столом, где спустя несколько лет отыщется этот журнал, Сергей удрученно листал другую оранжевую книгу – Уголовный кодекс. В голове великого авантюриста мелькали всевозможные ужасы, которыми грозила беспечная и беспредельно бесстыдная связь с несовершеннолетней.
Через два дня возвратилась Даша. Она нашла цветы в большой хрустальной вазе на столе, жареную курицу в белом соусе в холодильнике, в фольге. И десять огромных персиков. «У меня замечательный, заботливый муж, – сказала она себе. – И с этого дня я буду любить его больше всех на свете».
В экономической школе Дарья проучилась только восемь месяцев – до тех пор, пока не расплылась окончательно талия, не забарабанили изнутри маленькие ручки и ножки.
– Дара, – всплеснула руками Регина, навестив ее под Новый год и застав в предательски обтягивающем свитере. – Что же ты молчала?