В этом месте мои воспоминания пересекаются с воспоминаниями моего друга Вольфганга Шиллера, одного из механиков носового торпедного отсека. Его воспоминания о происходившем там изложены в отрывке из его письма, которое он написал мне в прошлом году:
«В атмосфере крайнего беспокойства я стоял у одного из носовых торпедных аппаратов, рядом с переговорной трубой, и слышал голос нашего командира, который осматривал обстановку в перископ. В какую сторону он бы ни посмотрел, он только и мог произнести: «Эсминец! Эсминец!»
Осмотревшись, он понял всю безнадежность нашего положения и дал приказ опуститься глубже. Через довольно краткое время взорвалась первая глубинная бомба. Стекло манометра разлетелось вдребезги. После того как Старику было доложено, что в лодку поступает вода, а руль направления поврежден, он приказал нам всплывать и покинуть лодку.
Я передал этот приказ всей команде отсека. Через пару секунд я остался в одиночестве. Я не хотел расставаться со своими наручными часами, которые висели на одном из трубопроводов, так что я немного задержался и чуть позднее попал в центральный отсек. Проходя спальные места офицеров, я увидел лежащий там шерстяной свитер. Я натянул его на себя на случай, если забортная вода окажется холодной. На мне были только шорты и гражданская рубашка, на ногах парусиновые тапочки без носков, один из которых я потерял в воде. Свой аварийный дыхательный прибор я надел поверх свитера.
Через некоторое время я добрался до выходного люка. Вилмар, будучи родом из Берлина, придержал меня. Он рассчитал заходы истребителей и выпускал людей только после очередного захода, чтобы избежать ранений. Когда я оказался на ярко освещенной солнцем палубе, я словно ослеп. Затем я увидел самолет, заходящий с правого борта, и попробовал укрыться за щитком зенитки. Но поскольку я не смог сделать это под градом пуль, я просто распластался на правом борту лодки, словно сраженный пулями. Позднее, когда я открывал свой дыхательный прибор, я увидел два прожженных пулями отверстия в складке на левом плече и левом манжете свитера.
Я быстро поплыл подальше от лодки. Эсминец двинулся в моем направлении, с него что-то крикнули и бросили мне веревку. Я сообразил, что мне не следует хвататься за нее, потому что меня затянет под винты. Зато я поплыл к большому спасательному плоту, на котором было столько человек, что частично он уже ушел под воду. Один из спасшихся на нем отчерпывал воду пустой консервной банкой.
Кто-то с плота, думаю, это был Фрике, спросил меня, смогу ли я доплыть до Беккера. Беккер был довольно далеко от нас и звал на помощь. Я ответил: «Да, если кто-нибудь еще поплывет со мной!» Ганс Гёбелер вызвался плыть со мной на спасение Беккера.