Опасное лето (Янссон) - страница 36

— Эмма, дорогая, — умоляюще обратилась к ней Муми-мама. — Это платье слишком тесное… оно постоянно расстёгивается на спине.

— Запомни, — процедила Эмма, зажав в зубах английские булавки, — когда выходишь на сцену и говоришь, что твой сын враньём отравил свою душу, главное — не улыбаться!

— Хорошо-хорошо! Обещаю, я постараюсь быть грустной, — сказала Муми-мама.

Миса повторяла слова. Вдруг она отбросила листок в сторону и закричала:

— Эта роль слишком легкомысленная! Она мне вообще не подходит!

— Тихо, Миса! — строго сказала Эмма. — Мы начинаем. Осветители готовы?

Хомса включил жёлтую лампу.

— Красную, красную! — завопила Мюмлина дочь. — Мой выход на красную! Почему он всё время включает не тот свет?

— В театре так всегда, — спокойно сказала Эмма. — Вы готовы?

— Я забыл свою роль, — в ужасе пробормотал Муми-папа. — Я не могу вспомнить ни строчки!

Эмма похлопала его по плечу.

— Это нормально, — сказала она. — У нас же генеральная репетиция.

Она три раза стукнула об пол, и публика в лодках притихла. Чувствуя, как задрожало от счастья её дряхлое тело, Эмма подняла занавес.

Немногочисленные зрители восхищённо зашептались. Большинство из них были в театре впервые.

Они увидели суровый пейзаж со скалами в красном свете.

Чуть правее зеркального трюмо (задрапированного чёрным покрывалом) сидела дочь Мюмлы в юбке из тюля. Волосы её были собраны в пучок, украшенный бумажными цветами.

С любопытством оглядев зрителей под рампой, она быстро и без всякого смущения начала:

Вдруг из-за кулис пронзительно запричитала Эмма:

Из левой кулисы вышел Муми-папа в мантии, небрежно накинутой на плечо, повернулся к публике и дрожащим голосом продекламировал:

Заметив, что сказал что-то не то, Муми-папа поправился:

Муми-мама осторожно выглянула из-за кулис и прошептала:

— Неужели корону отнимет сестра жены сына!

— Да, да, да, — сказал папа. — Пропустим это.

Он шагнул к дочери Мюмлы, которая пряталась за зеркальным трюмо, и продолжил:

Повисла долгая пауза.

— …рыком луну устрашает! — повторил папа громче.

Ничего не происходило.

Он повернулся влево и спросил: