— Постой-ка, — говорю. — Уильямc обронил еще нечто... Точно, про баккара прошлым вечером. Ты не заметила ничего... Ну, про то, как играл Камминг?
Элспет растерялась. Но такое с ней происходит, как правило, всегда, когда речь не касается денег и амурных подвигов.
— Это ты о чем, Гарри?
— Было что-то необычное в том... как он делал свои ставки?
— Мои ставки, хочешь ты сказать? Я же сказала, он помогал мне...
— Нет, свои собственные! Как помещал он их на стол?
Она поглядела на меня, как на дурака.
— Ну, рукой, конечно. Просто клал их...
— Да, душенька, — продолжаю я, стараясь не сорваться. — Но это не совсем то, что я имел в виду...
— Он брал те цветные фишки со значками и клал перед собой. И передо мной, ведь, как я уже сказала, он советовал мне как ставить, потому что мне невдомек правила или способы, как безопаснее играть. И должна признаться, — плотину косноязычия у нее вдруг прорвало, — что это совершенно глупая игра, ума в ней не требуется никакого. Так я ему и заявила. «Как мы можем рассчитывать ставку, — говорю я, — коли понятия не имеем, сколько очков у принца? А вдруг у него девять, и где мы тогда окажемся?» Камминг рассмеялся и сказал, что приходится идти на риск, ведь это, мол, игра. «Это-то ясно, — я ему в ответ, — но было бы куда интереснее, знай мы одну из карт принца, а он — одну из наших. Тогда мы могли бы прикинуть, сколько ставить». А он заявил, что нам надо брать пример с Монтроза, и прочитал стишок, известный со школы[1026]. Ну, ты его знаешь, про то, что слишком боится судьбы тот, кто не решается испытать ее: победит он или проиграет. А я ему: «Все это замечательно, сэр Уильям, только все мы помним, что случилось с маркизом». И он расхохотался пуще прежнего...
Я нежно люблю ее, гораздо сильнее любого другого известного мне человеческого существа, и ответственно заявляю, что ни разу за почти семьдесят лет совместной жизни не пытался ее придушить. Но в этот миг едва удержался от соблазна.
— «...а "картинки", верите или нет, ничего не стоят!». «Но тогда, — спрашиваю я его, — зачем их вообще кладут в колоду?». А он отвечает, что это для весомости, уж не знаю, что имелось в виду. А я говорю, что так обидно проиграть, имея на руках двух королей, и получить еще одного, запросив третью карту, когда у принца сущая шеперня, но дающая ему восемь, и у него получается сильная рука, хотя трудно поверить, что три короля совсем ничего не дают...
Я мягко взял ее под руку и повлек от двери гостиной к уединенному алькову в конце коридора, поскольку видел одно только средство прояснить это дело раз и навсегда.