— Довелось тебе хоть раз заметить, как Камминг добавляет фишки к своей ставке после того, как принц объявит количество очков?
Элспет слегка прикусила зубками нижнюю губу — этот выражающий озадаченность жест сразу и навсегда покорил мое сердце в 1839-м.
— Ты имеешь в виду, после того как принц объявит победителя?
— Именно.
— Но в таком случае, — она нахмурилась. — уже поздно увеличивать ставку, так ведь?
— В этом все и дело! Замечала ли ты, чтобы Камминг после того, как объявят результат, помещал за черту другие фишки?
— Какую черту?
— Черту, — выдавливаю я сквозь стиснутые зубы, — которая была проведена мелом по сукну на столе. — Это напоминало разговор с дикарем-бушменом. — Линия, за которую помещали ставки.
— Ах, так вот зачем нарисовали эту линию? А я-то думала просто для красоты.
Элспет подумала немного, потом покачала головой.
— Нет... Не припомню, чтобы он клал еще фишки после...,
Когда до нее дошло, незабвенные голубые глаза распахнулись, а челюсть отпала.
— Но, Гарри, это же означает жульничество!
— Черт, как ты догадалась? Так и есть. Ну так ты не замечала, чтобы Камминг делал это? Рукой или карандашом?..
— Что ты, нет! Ну, я тотчас заметила бы и сказала, что так нельзя, что он ошибается и обязан...
Тут супруга резко замолчала, уставившись на меня, тревога на ее лице стала постепенно меняться на какое-то странное, хорошо знакомое выражение. А потом она улыбнулась — той самой пухлогубой насмешливой элспетовской улыбочкой, которая столько раз заставляла меня распахивать ногой ближайшую дверь и расстегивать штаны. Я с удивлением заметил, как глаза ее внезапно увлажнились, она встряхнула головой, прижалась ко мне и потрепала затянутой в перчатку рукой мои баки.
— Ах, Гарри, мой джо, милый мой дружочек! — промурлыкала жена. — Так вот почему ты мучил меня этими дурацкими расспросами: старый хрыч Оуэн Уильямс наплел тебе, что этот Билли Камминг пару раз брал меня за руку во время баккара? — Она нежно, любяще рассмеялась и похлопала меня по морщинистой щеке. — Конечно, брал, но только чтобы показать, куда помещать ставки, глупыш! И ты все еще ревнуешь свою старушку-жену, дикарь ты этакий! Но не стану утверждать, что мне это не нравится!
И она поцеловала меня способом, какой любой благовоспитанной матроне полагалось забыть много-много лет назад.
— Как будто мне хочется подцепить какого-то другого мужчину, кроме моего мужа, — продолжает она нежно, оправляя мой воротник. — Даже если бы я еще могла. Ну, теперь подай мне руку и пойдем в гостиную. Насколько я понимаю, миссис Уилсон должна уже разливать чай.