Поэтому я согласился на роль посредника и оставил его облизываться при мысли об унижении обвинителей и восстановлении попранной чести. Время, согласитесь, терять было нельзя, и я направился к апартаментам принца. И по пути мне встречаются не кто иные, как трое главных свидетелей, явно имевших только что аудиенцию у его высочества: мастер Уилсон, сияющий от удовольствия; Лайсет Грин с поджатыми губами и молодой Ливетт, явно мечтающий очутиться где-нибудь на Внешних Гибридах. Значит, на этом фронте без перемен, умозаключаю я, и сильно сгущенная атмосфера гостиной принца — по вине сигарного дыма, по преимуществу — подтвердила мою догадку.
— Этот малый невыносим! — стонал Берти, подразумевая, похоже, Лайсета Грина. — Поверить ему, так нет даже тени сомнения. Ох, какой кошмар! Что нам остается, как только поверить им?
— Как скажет ваше высочество, — голос Ковентри напоминал речь викария на похоронах. — Это подразумевает, что нам необходимо принять... — он нахмурился, просеивая свой словарный запас. —... Да, меры в отношении сэра Уильяма.
— Если их не последует, Лайсет Грин молчать не станет, — заявляет Уильямc.
— Самоуверенный идиот! — отрезает Берти. — Ладно, так не стоит... Он достойный человек, без сомнения, только бы поубавить этого твердокаменного упрямства.
Принц хмуро посмотрел на меня.
— Что у вас?
Я доложил, что виделся с Гордон-Каммингом.
— И что толку? Я сам с ним виделся, и это было ужасно! Скажу честно, он едва сдерживал слезы! Один из ближайших моих друзей, я доверял ему, как себе... Но как поверить его отрицаниям перед лицом таких... таких... — Берти взмахнул рукой, указывая на дверь. — Свидетели убеждены совершенно. Даже Ливетт, бедняга... Боже, мы едва вытянули хоть слово из него!
Принц со стоном плюхнулся в кресло, осторожно взял одну из сигар, будто та была отравлена, и скептически посмотрел на меня.
— Так что сообщил вам Камминг?
— Отрицает все напрочь. Могу я довести до вашего высочества данное им объяснение?
Принц подпрыгнул.
— Какое объяснение?
Я колебался, артистично нахмурившись и качая головой.
— Сам не знаю, как принять это... Признаюсь, что... — я сделал паузу, дожидаясь, когда меня спросят, какого черта я имею в виду.
Что и произошло, причем с изрядным нажимом.
— Ну хорошо, сэр... — начал я, как бы извиняясь, и выложил им историю про coup de trois целиком и без прикрас, но роняя каждое слово с интонацией сильного сомнения. Наградой мне стало вытянувшееся и мрачное, как гроб, лицо Ковентри, недоверчивая мина Уильямса и померкнувшая надежда в налитых кровью глазах Берти.