Что до самого суда, то можете поднять официальные отчеты, если угодно, но мне приятно думать, что вы не найдете там ничего, чего не могу сообщить я. Законники проштудировали каждую чертову секунду в течение трех вечеров, малейшее перемещение треклятых фишек, до буквы собрали кто, кому и когда что-то сказал, и с каким выражением, и что при этом подумал и почему. И так раз за разом, но смею уверить, к концу процесса присяжные пребывали в таком же тумане, как и публика. В бой был брошен главный юридический калибр того времени: со стороны Камминга выступал ни больше ни меньше как Кларк, сам генеральный стряпчий, а защиту представляли двое самых лучших адвокатов, Чарльз Рассел и молодой Асквит. Последний вам известен в качестве клоуна, оскверняющего своей персоной кресло премьер-министра, а мне он вспоминается сияющим юнцом, которому я однажды вручал в Лондонской школе награду за хорошую учебу. При всем том Асквит заработал репутацию ловкого крючкотвора, Рассел же слыл соколом в человеческом обличье, да и выглядел под стать.
Читая отчеты в газетах, я пришел к выводу, что показания не слишком расходятся с моими воспоминаниями, по крайней мере, ни в чем серьезном. Оуэн Уильямc дал основное резюме о событиях в Трэнби, которое грешило определенными нестыковками: не было ясности о порядке разговоров вечером в среду, не удалось установить, кто именно предложил составить проклятый документ. Последнее неудивительно, ведь этим человеком был ваш покорный слуга, а про меня не говорилось ни слова. Как и про Элспет. Я опасался, что ее могут вызвать в качестве свидетеля, поскольку в первый вечер она участвовала в игре, а во второй даже занимала на время место леди Ковентри, соседнее с Каммингом. Но то ли о ней забыли, то ли вспомнили, но сочли, что только ее бессмысленного щебетания и не хватает этому суду. Как и некоторые другие гости, она вообще не упоминалась в деле.
На само дело это никак не повлияло. Камминг в своих показаниях отрицал факт шулерства, заявляя, что потерял голову и подписал документ, ибо не видел другого способа избежать скандала. Он дошел даже до робкой нападки на Берти, высказав предположение, что его королевское высочество был главным образом озабочен прикрытием собственной обширной задницы. И это, как вам уже известно, святая правда.
Пятеро обвинителей стояли насмерть, хотя Кларк, величайший мастер сбивать суд с толку глупыми вопросами, провозгласил, что нашел в их показаниях различные расхождения. Он также намекнул, что пара из них была во хмелю, немало потешился насчет статуса Лайсета Грина как хозяина своры гончих и вел тонкую линию, выказывая удивление, что при всем твердом поведении Камминга, его железной уверенности и т.д. у обвинителей даже мысли не возникло о возможности впасть в заблуждение. Его заключительная речь длилась вчетверо больше, чем у Рассела, который прямиком нацелился на глотку Камминга: почему-де тот не потребовал очной ставки с обвинителями, как поступил бы любой честный человек? Еще Рассел напомнил присяжным, что не одни обвинители считают Камминга виновным — принц, Уильямc и Ковентри думают так же.