— Поганое дельце, — говорю я. — Знаешь, старушка, мне все это непонятно. Хотя Камминг, конечно, мерзкий сноб, я все-таки не могу поверить, что он жульничал.
— А он и не жульничал, — отзывается Элспет.
— Как так? А, понимаю... тебе это тоже кажется невероятным. Что ж, вряд ли мы когда-нибудь узнаем правду, но...
— Почему же, я знаю, — заявляет она, откладывая ложку. — Камминг не мухлевал. По крайней мере, я склонна думать так о первом вечере, насчет второго же уверенна совершенно.
Элспет отхлебнула чай, я же едва не поперхнулся своим бренди.
— Что ты имеешь в виду под своим «знаю»? Ты же не в курсе дел! Помнишь, когда я расспрашивал тебя в Трэнби, не жонглировал ли он ставками, ты даже не поняла, о чем речь!
— Я прекрасна поняла, на что ты намекаешь, но было не слишком разумно говорить об этом в тот момент. Это было совершенно ни к чему, — спокойно добавляет моя благоверная.
— Ты имеешь в виду... что знала о его невинности? — от волнения я опрокинул чашку, залив все кофе. — Но это... это невозможно... Куда ты, черт побери, клонишь?
— Нет нужды наседать на меня или обращаться в таком раздражительном тоне, — заявляет она, быстро вскакивая. — Скорее подложи под скатерть тарелку, пока стол не испачкался. Проклятье, что за бардак! Ну же, дай уберу, а ты позови Джейн! О, мой лучший ореховый столик!
— К черту Джейн и столики! Скажешь ты мне, что собиралась или нет?
Жена откинула скатерть, промакивая и протирая стол салфеткой.
— Элспет, что за разговор про невиновность Камминга? Откуда тебе известно, черт побери?
— Слава богу, что кофе остыл... Ох, какой ужас! Придется теперь обрабатывать его французской полировкой! — Она рассматривала столешницу. — Ах, дорогой, и почему я не подождала, пока ты закончишь — мне ли не знать, каким ты бываешь по утрам.
Супруга с грациозным презрением отбросила грязную салфетку и села.
— Сэр Уильям Гордон-Камминг не жульничал. Вот что я имела в виду. — Она вздохнула, как Гризельда Многотерпеливая. — Дело в том, что... это я жульничала.
Бог весть какой был у меня вид в этот момент — наверное, как у ерша на сковородке. Она предупреждающе вскинула пальчик.
— Нет, прошу тебя, дорогой, не надо повышать голос или сердиться. Что сделано, того не воротишь, а слуги услышат. Если ты зол, мне жаль, но, может быть, ты выслушаешь меня и гнев твой поумерится. Надеюсь. — Элспет улыбнулась мне, словно младенцу в люльке, и отпила глоток чаю.
— Итак, это я добавляла фишки к ставкам. Всего лишь раз или два, а вовсе не столько, как они утверждают. Меня прямо поразило, когда я прочла в газетах показания, которые они все давали, даже миссис Уилсон. Господи, да если бы там творилось такое бесчинство, все на свете заметили бы, в том числе и принц! Вот как люди обманывают себя! Полагаю, — она пожала плечами, — генеральный стряпчий или кто-то еще правильно сказал, что мы видим то, что хотим видеть... Но они видели не то, если ты понимаешь, о чем я, потому что жульничал вовсе не Билли Камминг, а я... Хотя можно ли назвать это жульничеством? Короче, я провернула это дело пару раз, ну или три-четыре, быть может, не помню. В общем, достаточно для того, чтобы создать у них впечатление, что он мошенник, рада доложить, — добавляет Элспет с довольным видом. — И не надо сердиться, потому что Камминг заслуживал этого, и я была права.