Когда жизнь преподносит такое множество адских сюрпризов, как у меня, нелегко расставить их по степени ужаса: Гюль-Шах, входящий в афганскую темницу; Клеония, снимающая повязку с глаза, встреча с Бисмарком в замке кошмаров; пробуждение на орудийном жерле в Гвалиоре. Мне довелось пережить еще немало подобных потрясений, но ни одно из них не сразило меня более, чем те невероятные слова за завтраком в среду 10 июня 1891 года... И произносит их не кто-нибудь, а моя Элспет! На миг мне показалось, что это дурная шутка и что ее куриные мозги помахали-таки ручкой.
Но нет, я слишком хорошо знал ее манеру щебетать — она отдавала отчет в каждом своем чертовом слове и нет смысла недоуменно вопить. Я заставил себя успокоиться, молча допил бренди, налил еще, после чего спросил или, скорее, наверное, прохрипел:
— Ты утверждаешь, что это не он жульничал... а ты — причем с целью подвести его под монастырь? — Встретив ее непонимающий взгляд, я перевел: — Ну, чтобы бросить на него тень подозрения, черт побери! Бога ради, женщина, зачем?
Глаза ее распахнулись.
— Как «зачем»? Чтобы наказать его! Чтобы отплатить за дурное поведение! За его... его черную подлость! — В один миг она вскинулась в праведном гневе, этакая Боадицея[1033] в пеньюаре. — И я отплатила ему, и теперь он обесчещен и освистан, изгнан с позором, и поделом! Да его стоило бы разодрать на части дикими лошадьми, да! Это отвратительный, низкий человек, и я надеюсь, что он сполна заплатит за свои грехи!
Элспет принялась яростно намазывать масло на хлеб, я же сидел как громом пораженный и гадал, что же, черт возьми, произошло. Тут в уме моем зародилось страшное подозрение, но, прежде чем я успел озвучить его, супруга издала одно из своих нечленораздельных каледонских восклицаний, отложила бутерброд, встряхнула головой и взяла себя в руки.
— Уф-фай! Гарри, прости меня за такую выходку... Но стоит мне подумать о нем... — Элспет глубоко вздохнула и стала накладывать мармелад на тарелку. — Но теперь с этим, слава богу, покончено, и негодяй, чтоб его черт побрал, получил по заслугам. Я счастлива, что мне это удалось, ведь даже не надеялась на удачу, и долго терпела, поджидая момент.
Как всегда бывало в минуты сильного волнения, в ее речи начинал проскальзывать шотландский акцент. Она замолчала, откусив тост.
— И вот в Трэнби, подслушав, о чем Уилсон шепчется со своим приятелем, я поняла, что к чему и как могу я поквитаться с ним раз и навсегда. И я сделала это! — продолжила Элспет, яростно жуя. — Ах, если бы я умела делать мармелад, как бабуля Моррисон... В этом покупном нет никакого вкуса. Ты не передашь мне мед, дорогой?