— Я совершенно уверена, Гарри, что Камминг вовсе не подбрасывал фишки, после того как принц объявлял результат — он делал ставки на следующий кон. Это ведь не жульничество, правда? Но молодые люди сочли иначе. Они не поняли, что подполковник играл по своей французской системе, «куп» как там ее, о которой говорил на суде. Я и сама не понимала, пока не прочла об этом в газете и не уяснила, что Камминг говорит правду, отрицая свою вину. Но в то время мне было совсем невдомек про этот его французский «куп»... И хотя мне казалось, что он не жульничает, как могла я быть уверена, когда эти юноши не сомневались в обратном? Вдруг они лучше меня разбираются в игре? В любом случае, — весело заключила Элспет, — не столь важно было, шулер он или нет — главное, его таковым посчитали. Понимаешь, любимый?
Небо — свидетель, мне не удавалось ухватить нечто, бывшее яснее дня для нее, но, глядя в эти незабудковые очи, с таким пристрастием обращенные ко мне, я ощущал себя словно загипнотизированным и умолял ее продолжить. Что она и сделала, и постепенно тьма начала рассеиваться. Позже, тем же вечером, после игры, граф Лютцов (тот самый капустогрыз, который пожирал глазами ее дыни за бэкгаммоном два дня спустя) приперся к ней, как «Молва, в одежде сплошь разрисованной языками»[1034], и сообщил, что назревает большой скандал: сэра Уильяма Гордон-Камминга заметили за жульничеством и существует договоренность следить за ним в следующий вечер. Бог весть откуда Лютцов прознал про это, поскольку, согласно показаниям на суде, молодой Уилсон не поведал о своих подозрениях никому, кроме Ливетта и — позже — матери. Но факт остается фактом, граф каким-то образом пронюхал. Ловкие ублюдки эти квадратноголовые. Само собой, леди Флэшмен должна была поклясться, что сохранит все в тайне...
— Черт побери, девочка! — не выдержал я. — Почему же ты тогда молчала? Не сомневалась, что Камминг не мухлевал, что Уилсон с Ливеттом заблуждаются, но позволила им расставить ловушку — с какой стати все это...
— Я была уверена, что должна поступить так! — восклицает она. — Потому что ухватилась за шанс отомстить ему. Жульничал он или не жульничал в первый вечер, мне необходимо было сделать так, чтобы во вторник, когда все будут смотреть, его вина стала очевидной. Это оказалось так просто, — преспокойно так продолжает моя благоверная. — Я попросила леди Ковентри уступить мне место, и — прости меня, дорогой, и не сердись слишком, — стала прижиматься к нему коленом и улыбаться мило и ласково, стараясь привлечь к себе внимание: ты же знаешь, что Камминг всегда был неравнодушен ко мне, к тому же мужчины так глупы и тщеславны, что даже старушке вроде меня легко завлечь их... Так вот, мне не составило труда добиться, чтобы он ухватил меня за руку, помогая делать ставки; я постаралась, дабы наши руки не расцеплялись и далее, даже когда ставил он... И вот так на бумаге появлялись фишки, которых там не должно было быть...