Всем на свете было известно, что я принадлежал к числу немногих, переживших бойню под Исандлваной в 79-м, но опасаться тут нечего, поскольку живых свидетелей моего панического бегства попросту не осталось. Камминг не в добрый для себя час попытался использовать факт, чтобы набросить тень на мою героическую репутацию. Но это все ерунда, ибо, насколько я понял, он высказал свое мнение Элспет, будучи с ней наедине. Вопрос в том, когда именно это случилось и при каких обстоятельствах? У меня, как понимаете, не вызывало сомнений, что Камминг действительно обозвал меня трусом, но этот парень не из тех, кто ведет подобные разговоры за чашечкой чая. «Ах, леди Флэшмен, погода-то какая замечательная! Видели «Гондольеров»[1041]? Какие прекрасные мелодии! Ах, боюсь, здоровье нашего дорогого епископа оставляет желать... Кстати, я никогда не говорил, что ваш муж — жалкий трус, улепетывавший из-под Исандлваны? Как вы не слышали?!»... Да, едва ли.
Из моего опыта, весьма значительного, слова вроде «трус» активно используются во время перворазрядной перепалки между очень близко знакомыми леди и джентльменом... Например, во время любовной ссоры. Если припоминаете, Камминг числился среди тех, кого я подозревал в исполнении постельной чечетки с моей благоверной в минувшие деньки. Это было обычного уровня подозрение, которое напрочь выветрилось из головы во время скандала в Трэнби, но теперь возродилось с двойной силой. Ну да... лет десять тому Элспет резко разорвала знакомство с Каммингом... В моем распущенном воображении тут же возникло уютное гнездышко порока где-нибудь в районе Сауз-Одли-стрит, году примерно в восьмидесятом. Камминг, весь такой усатый и великолепный, в длинных кальсонах, и мой неверный ангел, гордо высвобождающий свои прелести из корсета, катаются по простыням. Бог свидетель, я более чем часто сам бывал в подобных ситуациях и знаю, что, когда первоначальная страсть сменяется охлаждением, а вместо стонов раздаются упреки, блудная жена начинает проводить сравнения не в пользу любовника... Именно в такой момент доведенный до белого каления Лотарио[1042] выкладывает все, что думает о рогатом муже. «Не такой уж и мужчина твой драгоценный Гарри, скажу я тебе...» Далее звучат яростные вопли и звон бьющейся посуды... Ага, так все и было как пить дать — сколько я ни пытался, другой картинки нарисовать не мог: Камминг был любовником этой шлюшки и бросил ей в лицо обвинение в моей трусости. Доказать это невозможно, впрочем, как всегда.
Я погрузился в мрачные раздумья, припоминая стебельки травы, приставшие к ее одежде после свидания в лесу с тем похотливым краснокожим, Пятнистым Хвостом; Кардигана со спущенными панталонами и ее в неглиже, когда я пьяно вывалился из чулана, где заснул; чистые черные башмачки, выдавшие ее связь с той ухмыляющейся свиньей Уоткинсом или Уотни, или как там еще его, черт побери, звали; или как она красовалась в саронге перед жирным пиратом Усманом, обдурившим меня в крикет... И есть еще бесконечное множество других, которых я подозревал в самом худшем. Раз за разом обуревали меня недоказанные подозрения, и всегда я решал остаться с ней... и не идти до конца, предпочитая не знать правды. Что ж, теперь час настал, богом клянусь! Я чувствовал, как во мне закипает ярость при воспоминании о ее речах, что она обошлась так с Каммингом исключительно из-за моей «чести». Ха! Гораздо вероятнее, истинной причиной служила месть за то, что он выпихнул ее из своей койки... Но если это так, разве стала бы Элспет каяться в том, что подложила ему свинью? Господи, неужели моя испорченная натура снова не позволяет мне видеть хорошую сторону и я сужу ее своей, порочной меркой? Как часто оказывался я перед этим злополучным выбором: Элспет — истина или ложь? Глубоко закопавшись в поисках ответа, я побагровел и почти рычал когда она, пухлая и сияющая, впорхнула в комнату, убрав с лица все следы недавних огорчений.