, — когда я уронил вилку, а секунду спустя подняла бокал и, глядя поверх него, предложила выпить за наше воссоединение.
— У меня есть тост получше, — говорю я, проковыляв вокруг стола и обняв ее за шею. — За нашу следующую встречу, когда эта чертова царапина заживет.
Мамзель чокнулась со мной, но не произнесла ни слова. Я спросил, когда она собирается в Париж.
— Увы, уже завтра! Мы уезжаем по одному, чтобы быть discret[976], Дельзон — последним. Либо ему, либо месье Хаттону придется остаться до тех пор, когда вас можно станет перевозить, после чего этот дом закроют, как и операцию.
Каприз повернулась спиной ко мне и поставила бокал на каминную полку.
— Вы возвращаетесь в Лондон?
— О, это не к спеху. Проведу недельку-другую в Париже, а там посмотрим.
Я подошел к ней и поцеловал в шейку. Она обернулась.
— Почему в Париж?
— А как вы думаете? — переспрашиваю я, скользя ладонями к ее грудям. Девушка вздрогнула, после чего мягко отстранила мои руки и развернулась. Она все еще улыбалась, но несколько напряженно.
— Это может быть... затруднительно, — говорит. — Не думаю, что Шарль-Ален одобрит. А уж его семья и подавно.
— Шарль кто?
— Шарль-Ален де ла Тур д`Овернь, — отвечает Каприз, и в улыбке ее промелькнула некая шаловливость. — Мой муж. Я шесть месяцев назад стала мадам де ла Тур д`Овернь.
Виду меня был, надо полагать, как у вытащенной на берег рыбы.
— Муж? Вы замужем? Боже правый! Ну, лопни мои глаза, и вы ни разу не...
— Лопни ваши глаза, вы так ничего и не заметили! — рассмеялась она, подняв левую руку. И точно, на пальце сверкало золотое кольцо.
— Э? Что? Ну да, я никогда... ну, не видел... Черт, чтоб мне провалиться! Надо же было такому случиться! Что ж, полагаю, я могу поцеловать невесту?
Что я и сделал, и не остановился бы на достигнутом, кабы Каприз не выскользнула и не укрылась за противоположной стороной стола, напомнив мне про рану. Я ухмыльнулся.
— Ну же, моя застенчивая кошечка! Le chaton, право слово! Не переживайте, разницы-то никакой...
В ее взоре отразилось изумление.
— Не беспокойтесь, я все равно приеду в Париж, и он ничего даже не узнает, этот ваш де ла Трам-парам!
Онемев, она смотрела некоторое время на меня, потом взвизгнула и рухнула в кресло, заходясь в приступе хохота. Я поинтересовался, в чем соль шутки, и она, утирая глаза и восстанавливая дыхание, с отчаянием покачала головой.
— О, вы совершенно невыносимый, удивительный мужчина! Конечно, он не узнает... Но я-то узнаю, — и Каприз вздохнула, улыбаясь, но не шутя. — И я дала ему клятву.
— Вот так номер! Вы хотите сказать, что ничего не получится — просто потому что вы замужем?