Мне потребовалось несколько недель, чтобы выработать окончательное мнение по этому вопросу, и размышления мои то и дело прерывались удовольствиями, которыми заманивала Вена. Никогда в жизни не вращался я в такой роскошной неге, даже в бытность принцем-регентом Штракенца. Город в те дни был целиком создан для наслаждений, и мне кажется, я охмелел от него сильнее,чем от вина, хотя недостатка оного тоже не ощущалось. А быть может, сказывались еще последствия пережитых мук. Так или иначе, я с головой окунулся в этот головокружительный веселый поток — бездельничал, ел, пил, любовался красотами этой удивительной столицы днем, по вечерам сопровождал Кральту в ее вращении по высшим кругам (зачастую в сообществе принца и его наложниц), а по ночам задавал ей жару.
Любовницей она оказалась прихотливой, и если бы не дар первоклассной наездницы в купе с обожанием ко мне, я бы ее укротил, прижал бы к ногтю. Или попытался хотя бы. О высокомерии и надменности принцессы я знал и раньше, но теперь понял, что виной тому не только ее характер, замешанный на гордыне — их взрастила вся жизнь среди этого великолепия. Вся Вена, казалось, простерта у ее ног: ей все угождали, относились почти как к императрице, заискивали. Она же повелевала этой подобострастной оравой со вскинутым подбородком и холодом в глазах. Стиль ее жизни подразумевал сказочное богатство, и принцесса швыряла деньги направо и налево, как китобой, вернувшийся в порт. Стоит ли тут удивляться, что ей нравилось играть первую скрипку в постели.
Раз речь зашла об императрице, я имел удовольствие лицезреть ее, когда в обществе Кральты и принца с гаремом отправился на большой бал в Шенбрунн, где венценосная чета снизошла до сливок венской аристократии. Это был чертовски напряженный, если не сказать тревожный поворот, ибо неизбежно наступил момент, когда я, в сопровождении строгой, как учительница, Кральты, предстал перед лицом Франца-Иосифа и божественной Сисси. Император выпрямился во весь свой внушительный рост, ощетинившись баками, и долго-долго смотрел мне прямо в глаза. Он не сказал ни слова, но протянул руку, и это было не обычным «подал-отдернул» прикосновением монархов, а крепким, сердечным рукопожатием. Сисси же с милой улыбкой склонила прелестную головку. Вот тебе и вся благодарность, подумал я. Впрочем, большего не стоило и ожидать. Но я ошибся. Последовало еще кое-что, но была ли это идея Франца-Иосифа или Сисси, сказать не берусь. Начались танцы, и после головокружительного вальса с Кральтой я подкреплял свои силы бокалом токайского; тут подходит важного вида тип с орденской лентой, представляется и сообщает, что Ее Императорское Величество будет весьма польщено, если я окажу честь повести ее в следующем танце.