На следующий день урока русского языка спорщики ждали с нетерпением. Когда он наступил, и в класс вошла Марья Степановна с пачкой тетрадей в руках, то, поздоровавшись, она сняла очки, положила их и тетради на стол, обвела класс недовольным взором, останавливая на мгновение свой взгляд на каждом из учеников, и произнесла:
– Я крайне недовольна результатами контрольной работы.
– Ну, что я говорил? – толкнул он в бок соседа по парте. Матвеев недружелюбно посмотрел на него и промолчал.
– Жвачку давай, – протянул он ладонь.
– Завтра, – ответил Сашка.
Никакой жвачки Стасик не получил. Пару раз он напоминал пацану-соседу, что за ним должок, и тот все время кормил его «завтраками». Наконец он не выдержал:
– Ты чего своих слов не держишь? Мы же поспорили.
– Ты все это подстроил, – заявил сосед по парте.
– Как? – искренне удивился он.
Сашке Матвееву было нечего ответить. Он молча взял свои вещички и демонстративно уселся за другую парту. К Олечке Нечаевой.
Частенько получалось предугадывать и действия учителей.
– Сейчас наш физик войдет и споткнется, – громко заявил он однажды.
Его прогноз слышали почти все ученики. И стали ждать подтверждения пророчества или фиаско прорицателя. Чтобы заполучить весомый повод для насмешек.
Учитель физики Николай Иванович имел шаркающую походку, поскольку его возраст крепко перевалил за семьдесят лет. Молодые выпускники педвузов в школу шли не особо, предпочитая лучше устроиться менеджерами в магазины и торговые центры, нежели иметь дело с детьми, и заменить Николая Ивановича было попросту некем. Поэтому вот уже сорок с лишним лет он преподавал свой предмет, который знал досконально. Ходил Николай Иванович в стареньких стоптанных ботинках. Не потому, что было не на что купить новые, а оттого, что это была самая удобная для его ног обувь. Ну как домашние тапки. Из-за походки и старенькой обуви учитель физики, случалось, и спотыкался, но тут был заявлен конкретный случай и конкретное время. И когда Николай Иванович зашел в их класс, он зацепился каблуком за порожек и споткнулся.
Весь класс обернулся на прорицателя. Для большинства учеников это был облом их чаяний, поскольку многие, если не все, желали, чтобы он ошибся. А Стасик сделал вид, что все, что произошло, в порядке вещей…
Он мог предугадывать многие действия почти всех учеников в классе. Однако этим его умением открыто никто не восхищался. Никто не говорил ему, какой он наблюдательный и умный. Никто не считал его каким-то особенным. И это злило. Он ждал если не восторгов, то хотя бы адекватной оценки его способностей. Еще злило то, что многие его побаивались. А раз боятся, значит, не любят. Получалось, что мир школы был для него тоже враждебен. И только мама его понимала.