И только потом Френни сообразила, что за столом нет Уильяма. Наверное, он так и остался на кладбище, не в силах покинуть любимого человека. А они все ушли и бросили Уильяма одного в такую тяжелую для него минуту. Как же так можно?!
– Я сейчас вернусь, – сказала она Джет и выскочила на улицу, надеясь, что у нее получится отыскать путь обратно к могиле. Уже вечерело. Френни металась по улицам в меркнущем свете дня, чувствуя, как паника подступает к горлу тугим комком, но все же нашла вход на кладбище.
К вечеру похолодало еще сильнее, каменные дорожки покрылись наледью, дыхание Френни клубилось стылыми белыми облачками, ее белое платье было слишком воздушным и легким для такого студеного вечера. Могильщики закапывали могилу, бросая в разрытую яму комья мерзлой земли. Френни остановилась. Ей казалось, что сердце сейчас разорвет грудь изнутри.
Впереди показалась тень высокого мужчины.
– Уильям! – крикнула Френни, но даже если это был он, то он не ответил.
Френни прищурилась. Заходящее солнце светило прямо в глаза, в его оранжевом свете все было зыбким, расплывчатым, ускользающим. Листья на деревьях шуршали, словно о чем-то шептались под ветром, вздымавшим пыль с холодной земли.
– Это ты? – крикнула Френни.
Она так и не разглядела, была ли там тень одного человека или двоих. И вдруг она все поняла. Она почувствовала, что брат где-то рядом, как всегда чувствовала его, когда они в детстве играли в прятки в подвале и мама никак не могла их найти. Френни пошла по дорожке, но оранжевый свет ослеплял, и она чуть не сбила с ног женщину, принесшую цветы на чью-то могилу, и ей пришлось извиняться. Она даже не понимала, что плачет, пока не заговорила с той женщиной. Ее извинения были приняты легким пожатием плеч, а потом Френни осталась одна. Стоя посреди кладбища, она наблюдала, как небо становится все темнее, а тени – плотнее и гуще. Когда стало ясно, что она не сумеет найти дорогу к могиле брата, она развернулась и пошла прочь.
Когда она подошла к ресторану, Хейлин как раз выходил из такси. Он прилетел из Франкфурта, где размещался военный госпиталь, к которому он был приписан, и теперь они с Френни обнялись прямо посреди тротуара. Они целовались взахлеб и никак не могли остановиться. Здесь, в Париже, никто не смотрел на них косо.
– Мне надо было приехать раньше, – сказал он.
– Главное, что ты приехал, – ответила Френни.
Вид у нее был не столько подавленный горем, сколько совершенно ошеломленный.
Весь вечер она просидела молча, а когда подали десерт, спросила у Агнес, можно ли будет зайти к ней завтра.