Увенчанный при жизни темным лавром,
И вскормленный на медленном огне,
Внимая восклицаньям и литаврам,
Как детской неглубокой болтовне,
Не слышны мне завистливые речи,
Не нужно удивление рабов,
Мне в сердце ныне вечность громы мечет,
И только ей я отвечать готов.
Я, тайную в себе свободу холя,
Раскован, возвеличен, утвержден.
Себе — неисчерпаемая воля,
Другим — предначертанье и закон.
Но мысли, что таится в складках тоги,
Не смогут взять мещане и рабы.
Так, мимо них, ведет меня в чертоги,
Где Вечность спит, рука моей судьбы.
Я возношусь, где в славе блещет Вега,
Пока не минет отдаленный срок,
И, в завершенье Богочеловека,
Населит землю Человекобог.
Днесь, черными огням пламенея
Над Гения возвышенным челом,
Созвездия Весов и Кассиопеи,
Сжигая лавр, свиваются Венцом.