— Сивкин-Буркин, как же тебя понимать? Когда я спрашивала про Динкиных, ответил — «подонки». А Марату?
— Для тебя подонки, а для Ларисы, может, хорошие.
— Хорошие… Пьют и — в карты… И вообще неизвестно, чем еще занимаются.
— Почему неизвестно? Гвоздилов киномеханик. Терехин слесарит.
— Чернявый? Где же он слесарит? Сама слышала, как рыжий про него говорил — тунеядец. Ничего не делает.
Все, кто был в классе, с интересом следили за нашим разговором. Илья Шумейко даже рассудил:
— А вдруг и вправду подозрительные? Может, расследовать?
— Мы не милиция, чтобы расследовать, — возразил Марат.
— Вот именно, — поддержала его Вика.
— Но я же их видела! — вырвалось у меня.
— А Бурков тоже видел, — сказала Вика. — Почему мы должны верить тебе, а ему — нет?
«А почему вы должны верить ему? — хотела спросить я. — Разве он все правильно делает? Вот ты осуждаешь Нечаеву — такая она, сякая, а почему же этот твой хороший Бурков связался с ней? Что-то не сходятся у тебя, моя дорогая подруженька, концы с концами!» Но ничего такого я не сказала — не стала спорить с Викой. Тем более что Роза Алямова объявила:
— Уже выясняют. Юлия послала к Нечаевой старшую пионервожатую с запиской.
— Вот видите, — сказала Вика, завершая наш разговор. Звонок расставил нас у парт в ожидании учителя. Но скрипучий голос Вики не умолк. — Вообще, Ольга, — продолжала она, — ты за последнее время слишком часто поднимаешь напрасный шум. Впадаешь из крайности в крайность. Любишь все преувеличивать.
Вот это да! Я-то удержалась, не стала с ней ссориться, а она, значит, не пожалела и снова нанесла мне удар. Да еще какой. Под самое ребрышко. И за что? За что? Что я ей сделала? Чем так раздражаю?
На второй перемене Роза принесла дополнительные известия: записка Ларисе Нечаевой вручена, сегодня Лариса явится к Юлии.
А на геометрию неожиданно пожаловала сама завуч. Оказывается, математичка Клара Михайловна заболела.
— Займемся Некрасовым, — по-обычному сухо сказала Юлия Гавриловна. — Но сначала выньте чистые листки.
И она продиктовала нам три вопроса: первый — кем ты хочешь быть? Второй — под чьим влиянием выбрал себе будущую специальность? Третий — как себя готовишь к ней сейчас?
— Отвечайте быстро и коротко, — потребовала учительница.
— Как в анкете? — ввернул Ясенев.
— А это и есть анкета. Проводим опрос во всех девятых. Посмотрим, что из себя представите в будущем.
— Незаменимые кадры, — опять ввернул Ясенев-Омега.
— Особенно ты, — съехидничала Зинуха. — Номенклатурный кадр.
— Пишите! — пресекла разговоры Юлия Гавриловна.
Я написала предельно коротко: «1. Журналисткой. 2. Самостоятельно. 3. Пишу, публикуюсь». Заглянула в Зинухин листок, у нее всего два слова: «Не знаю». Дальше жирный прочерк. После таких слов на второй и третий пункт, конечно, отвечать нечего. Я удивилась: