С маху, за один присест, написались эти строчки. Как начало какого-то рассказа. Вообразила, будто сама приехала после института в маленький сибирский городок. Я часто думаю, как начнется моя работа в газете. Фильм «Журналист» смотрела пять раз и особенно внимательно те сцены, в которых показана районная редакция. Мне у них там очень нравится. Редактор — чудный парень. А вот секретарша Валя, которую играет артистка Теличкина, выведена просто ради юмора. Такая флегма — еле слова ворочает. Смешно, но не реально. Настоящий журналист должен быть живым, быстрым, оперативным. Как Алла Тарасовна из молодежной радиоредакции. Когда ни придешь, всегда она в движении, в разговорах — телефонная трубка прижата плечом к уху: «Алло! Здравствуйте! Принесла? Так, хорошо. Это исправь. Сегодня сдаем. Приходите записываться. Алло, здравствуйте!» Написать бы про нее рассказ! Только плохо знаю, как у них все делается.
И вообще — права Лариса: что я знаю о жизни? Уроки — учебники, музеи — выставки… Попробуй разберись хотя бы в семье Данилюков-Кошманов. Вовка и сегодня смотрел у нас мультики, ел мамины оладьи, а потом они все, Данилюки-Кошманы, дружно пошли в кино. Опять помирились.
Мои родители тоже ушли — погода отменная. Это в моем будущем рассказе снежная вьюга, а на улице-то за окном — теплынь. Не скажешь, что второе декабря. Небо голубое, солнце. Кра-со-та!
В одиночестве опять взялась за перо.
Через час стихи были почти готовы. Получились — не ахти какие, но огласить можно.
Если не придумается получше.
Скучно стало сидеть, позвонила Розе. Она с ходу объявила:
— Есть новость! Ясенев пошел с Зубаревой.
— Ну и правильно, — сказала я. — Обошелся, значит, без моих стишат. Побродим?
Сорока-белобока согласилась.
— Больше никаких новостей? — спросила я перед тем, как положить трубку.
— Нет, а что?
— Так просто.
Но не «так просто» спросила я. На сердце было все-таки прескверно. Занималась разными делами, а перед глазами маячила Ларисина компанийка — и сама разлохмаченная Динка, и этот усатик Сирота-Терехин, и рыжий Гвоздилов — все они с их грубыми манерами, жаргонными словечками, примитивными шуточками, хихиканьем, гоготаньем. И поднималась во мне волна протеста против благодушия Марата. Да и всех наших ребят. Нет, нет, не видели они их, поэтому и говорят с таким беспечным спокойствием. А вот если бы увидели…
С Розой сбежались, как всегда, на полпути между нашими домами у гастронома. А в гастрономе натолкнулись на Зинуху — она шла с сумкой, нагрузилась пакетами молока, кефиром и творогом. Вместе пошли по скверу и на повороте к набережной встретили Вику с Геной Землюковым. Случайно ли они оказались рядом в этот воскресный вечерок? Вика начала объяснять, что идут они от Шумейко — уточняли у него что-то насчет вечера, насчет записей. Но я взглянула на Розу и по ее улыбке поняла: Сорока соображает, а не окажется ли в этом фактике материальчик для ее очередной новости? Мы немного постояли с Викой и Землюковым, потом они надумали пройтись с нами по набережной. И вот тут, у реки, мы увидели Динкину компанию. Впрочем, не всех. Динки-то не было. И Ларисы тоже. На скамейке сидели курчавый Сирота и Гвоздилов. С ними Бурков. И еще около них стоял какой-то белогривый парень-бородач, тощий, длинный, в потертых джинсах. В руках у Гвоздилова была гитара. У Сироты на коленях лежал его огромный транзистор. А на плече, на ремне, висел фотоаппарат. Транзистор был выключен. Рыжий бренчал на гитаре.