— Да что «получается»?
— С кем ты была?
— Это неважно.
— Ты слышал? — Мама сделала большие глаза.
Папа молчал. Это означало — он тоже не одобряет моего поведения.
— Говори сейчас же — с кем? — жестко повторила мама.
— Да какое это имеет значение?
— Вот как! — мама села и заплакала.
Ну, совсем хорошо! Сама затеяла, сама расстроилась, а я виновата?
— Ольга! — папа не успел меня задержать — я захлопнула за собой дверь в свою комнату.
Этого мне только и не хватало — скандала с родителями.
«6 декабря, 10 вечера.
Противно и гадко, когда теряешь над собой власть. Только что же это? Еще недавно он презирал меня, издевался и вдруг… А я? Готова все забыть? Презираю себя, презираю, потому что противная и гадкая. А может быть?..»
Что — «может быть»?
Отбросила ручку — всегда множество мыслей переполняют голову, когда хватаюсь за дневник, торопясь излить душу. И не могу записать ничего путного. Несколько жалких строчек. И то лишь ругаю себя — «противная», «отвратительный человек». Не хватает слов. И ума тоже. Потому что не понимаю Буркова. И Ларису. И себя. И даже маму. Почему она расплакалась? Ведь я даже не нагрубила ей.
Или все-таки я сделала что-то не так?
Конечно. За последнее время я все делаю не так. Все и везде. И с Ларисой. И с ним тоже. Вот и с мамой. Разве трудно было назвать имя? Подумаешь — так и сказала бы… На миг я представила, как отвечаю маме: «Была с Бурковым». — И — нет! Только не про него. Про кого угодно, только не про него. И повторись сейчас сцена с родителями, опять промолчала бы и утаилась.
Но — почему, почему?
За дверью приглушенно зазвучал телевизор.
Я вышла. Папа один. Сидит на диване у торшера. Читает — книжка на коленях. Или читал. Смотрит на экран. Там какой-то лысый толстяк комментирует шахматную партию. Доска и фигуры.
— А мама?
— Легла. — На меня без внимания, даже головы не повернул.
— Ну, что она так расстроилась? Кажется, ничего я ей не сказала. И ничего не случилось. Ну, сходила в кино. С учеником. Нельзя, что ли?
— Глупости говоришь, дочь. Кто запрещает тебе ходить в кино? Или дружить с мальчиками? Мама плакала от обиды.
— От какой обиды?
— Не понимаешь? Ты была еще вот такая, а она мечтала — будем для нашей дочери первыми друзьями. И вот — дождались, выросла. Какое значение, где ходишь и с кем? Не имеем уже права поинтересоваться. Начала обманывать…
— Да что ты, папа.
— Так сказала сейчас она. С горечью и слезами. Дочь замыкается. Уходит в свой мир, а мы…
— Нет, нет. Ну, не ответила сразу, не всегда же хочется. Не успела прийти, а вы… Да, может, я сама скажу потом. Ведь бывает так?