Он долго не отвечал и уже другим тоном, словно давая понять, что мое примирение с ним состоялось, глухо обронил:
— Таблетки опять глотала. Голова.
Я подошла к двери, заглянула в спальню. В зыбком отсвете уличных фонарей было видно — мама лежит на боку под одеялом, с закрытыми глазами, спит, не спит — ровно дышит. Я на цыпочках приблизилась, отодвинула черную прядь со щеки, осторожно поцеловала. Мне почудилось, будто дрогнули мамины веки, но глаза не открылись. Так же на цыпочках я удалилась.
«Все не так, все не так» — с этой мыслью я проснулась.
И странное охватило меня состояние — ко всему безразличие. Я шла в школу, зная, что у меня не выучены уроки, но нисколько не была этим расстроена. Спокойно села за парту и совсем не слушала Виктора Павловича. Он объяснял про электрическое поле и о чем-то спросил меня. Я сказала, что ничего не поняла. Все уставились на меня, как на заморское чудовище. Ясенев даже присвистнул. А я? Я находилась в прострации. Есть такое словечко. По-русски — постылость. Мне все опостылело. Почему? Не знаю сама. Дома с мамой вроде улеглось, наверное, ей кое-что сказал папа. А в классе?..
Ларисы, конечно, не было. Впрочем, я и не надеялась, что она выполнит обещание, оброненное мне в последний миг, как милостыню.
Висел опять разрисованный Маратом плакат: «Дорогая Анна Алексеевна, поздравляем с днем рождения!» Пусть наша Аннушка его сейчас не видит — традиция есть традиция. Зинуха во все горло объявила: «Сегодня идем к Олегу Ивановичу! Гоните монеты на сувенирчик Аннушке».
Роза-сорока подлетела оживленная: «Оленька, давай подводниковское письмо. Как забыла? А сбор у третьеклашек? Ох, ах! Тогда вот что — после уроков пойдем к тебе вместе». — Марат подступил с комсоргскими заботами: «Ольга-джан, когда будет новая «Колючка»?» — «Кулагина! — это уже «технарик» Гена Землюков подступил с другого боку. — Сочини стихи для кибернетического вечера». Смотрите-ка, оказывается, и кибернетика нуждается в стихах! — «Внимание, олимпийцы! — Кира Строкова перекрыла общий гомон своим писком. — В воскресенье собираем очередной Олимп, как решали еще при Аннушке: артист Залесский, воспоминания о МХАТе». — «Погоди ты с Олимпом! — перебила Зинуха. — До воскресенья два дня. Вы не забудьте про сегодня, про Олега Ивановича…»
Суета сует, всяческая суета.
А может, мне только так кажется? И каждый день у нас такой говорливо-суматошный? Или неповторимость сегодняшней пятницы как раз в этой всеобщей хлопотливости? А может, моя апатия — от той усталости, которую я ощутила вчера после стычки с Сиротой и Гвоздиловым в их закутке в кинотеатре «Луч»?