Не из-за мамули вовсе, а именно поэтому.
Или вернее — и потому и поэтому?
О чем же мне сказать ей сейчас?
— Давай помогу тебе.
Она кивнула.
И порядок был вскоре наведен. Когда, кроме приглушенного радио, уже никакие звуки не нарушали уютной домашней тишины, в дверь квартиры кто-то торкнулся. В замке заскрежетал ключ.
Мы с Ларисой расстилали последний ковер — в коридоре, и замерли, как были, на корточках, на полу. «Мамуля?» На мой безмолвный вопрос Лариса покачала головой. А за дверью дал знать о себе нетерпеливый терехинский голос:
— Нечаиха! — Сирота стал ломиться, загрохотал кулаками — дополнительный замок вывел его из себя.
Я встала вплотную к двери:
— А ну, прекрати.
Стук оборвался, Сирота пробормотал что-то невнятное, растерянное. Очевидно, не рассчитывал услышать мой голос. В ответ же ему послышался спокойный басок: «Ладно, потопали».
Я вздрогнула: Бурков?
И не долго думая, щелкнула замком, распахнула дверь.
Курчавый оказался передо мной — в обычном своем виде — без головного убора, с транзистором. В другой руке он держал темную бутылку с вином. А в отдалении, на площадке, запрятав обе руки в карманы курточки и надвинув низко на брови кепку-баран, стоял, небрежно облокотившись на перила, Николай Бурков.
— Так-то лучше, — ухмыльнулся Сирота, полагая, что я впустила их, и сделал попытку переступить порог. Но я преградила путь. Он хотел отстранить меня, тогда перед ним встала Лариса. — Да вы что? — Он потряс бутылкой. — Осушим и мотанем, жалко? Сейчас и Ржавый придет, ну? — Он нахально толкнул Ларису и вошел в коридор. Но я схватила его за плечо и рывком — откуда силы взялись — вышвырнула на площадку. Он полетел, запнувшись за порожек, чуть не упал и, обозлившись, кинулся на меня. — Сдурела, телка?
Я не испугалась и, тесня его на лестничную площадку, закричала:
— Драться будешь? А может, и ты? — Я стояла уже перед Бурковым, кричала ему в лицо.
А он даже не пошевелился, не выпрямился, так и стоял, навалившись на перила, только глядел на меня сузившимися стальными щелочками глаз и тонкие губы его слегка подрагивали — почти невидимой ниточкой.
Мой крик взбудоражил соседей, одна дверь открылась, из нее выглянула женщина.
Сирота, прикрыв бутылку полой плаща, осклабился и, паясничая, поклонился:
— Звиняйте, гражданочка, все в порядке. Переговоры на высшем уровне закончены. — И кивнув Буркову, начал спускаться по лестнице.
Соседка скрылась. Бурков тоже начал спускаться, а Сирота задержался на площадке между этажами и сказал:
— Ну, принцесса, теперь — все. Теперь — рыдай.
Который уже раз он угрожал мне. Только сейчас я почему-то совсем его не боялась и ответила со смехом: