Увидел это все Иван и понял, почему второй месяц просыпается с дырками на подошвах. И такая его злость разобрала! На царя Джопса, который золотом да почетом заманивает. На жену, которая его одного бросила. На поросеночка, который где хочешь летает, передохнуть не дает. Злился Иван, злился, а поделать ничего не может. Джопс — царь, ему не накостыляешь. Жену со слета не вернуть, она дома зачахнет. А поросеночек — вообще ангел с крыльями, ага, такого на цепь не посадишь. Что делать?
Иван, пусть богатырем он оказался сомнительным, был совсем не дурак и соображал неплохо. Вбил он себе в сапожные подошвы гвоздики махонькие. А вечером напился кофию наикрепчайшего, чтоб не спать. Ночью приходит царь-колдун Джопс — Иван лежит в кровати, глаза закрыл, будто сон его сморил. Привел Джопс Ивана на площадь, к столбу, говорит: «Что, хочешь ты богатства да уважения? Тогда лезь. Я всем даю новый шанс, хочешь — хоть до старости будешь лазить». Полез Иван на столб ловко, как кошка. У него ведь гвоздики на подошвах! Цап-царап — и за две минуты до самого верха долез! Взял Иван в руку яблоко златое, помахал Джопсу да очкарикам, которые внизу стояли, махонькие. И тут такая его зевота разобрала! Он же, получается, второй месяц без сна, без сна и в сплошной беготне… Зевнул Иван раз, другой, и на этом силы его закончились. Упал Иванушка с самого верха — да на землю сырую. И умер.
А жена с поросеночком на его могилке посадили герань и резеду, вышло очень красиво.
Во вторник Богдан проснулся в одиннадцать. Почему бы не выспаться? Вчера вечером он снял катер и до трех утра катался с Вероникой по Меже и по Волховке, нашептывая ей на ухо байки про Ферапонтов монастырь и про последнюю любовь сахарозаводчика Никанорова. Выдавал романтику по максимуму, что называется.
Зато уж как проснулся, собрался, то первым делом поспешил в музей. Давно надо было застать Степину жену. К белоколонному портику бывшего графского обиталища Соловей подошел с благоухающим, разноцветным букетом гиацинтов, похожим на кусок весеннего луга.
— Нет, к сожалению, я не смогу поужинать, — ответила Юля.
Юная невестка, напоминавшая ему симпатичную кудрявую мышку, приняла и его цветы, и извинения за прошлый визит, но вот дальше дело застопорилось.
— Я сразу с работы — домой. Меня Степа ждет, ему с Ясей непросто, он устает, — сказала она тихо.
Возражение было очевидным, и Богдану стало досадно, что он о нем не подумал.
— О-ох, не смешите меня! На Степане можно воду возить. Тоже мне, посидел с ребенком — устал! Не волнуйтесь про это, лишний час погоды не сделает.