Он взбежал на третий этаж, толкнул дверь — во время сборищ бабушка ее, как правило, не запирала. Встрепанный Степа, даже не потрудившись прикрыть дверь за собой, прошел из коридора в гостиную. Стол являл собой обычную картину постпраздничного разорения: остатков, объедков, грязных ножей и наполовину полных бокалов. Но вокруг стола никого не было.
«Естественно! Все давно, угу, все давно свалили!» — поморщился Степа.
На кухне тоже не было ни души, и на балконе. Тогда он заглянул в спальню. На кровати, свернувшись улиткой, в ярко-желтом нарядном платье лежала бабушка, зажмурившись и сдвинув вместе высохшие пятки.
— Ба! Бабуля, — осторожно коснулся ее плеча Степа.
Бабушка открыла глаза и посмотрела на него с такой горечью, что Степа отшатнулся. Она тяжело приподнялась на кровати и медленно, до зубовного скрипа медленно дотянулась до стоявшего на тумбочке букета сизых, еще не распустившихся тюльпанов («Ну что ты сама? Я, это, я подам», — лепетал Степа). Этим-то букетом она и съездила Степу по физиономии.
— Обещал! — сочно хрустнули тюльпаны. — Я на коленях! — говорила бабушка, потрясая обломками цветов. — Обещал! — снова хрустнули. — Я все, чтобы вы с Даней… Чтобы ты! А ты! Гонор показал. Кому — умирающей бабке!
— Я нет, я не, не нарочно! Ну, прости, прости! — Степа даже не закрывался от букета, только жмурился. — Не говори так. Ты, ты не умираешь.
Бабушка Майя брезгливо бросила на пол обломки стеблей и, морщась, будто от боли, встала с кровати. Она устало посмотрела на Степу и сказала:
— Я умираю от рака.
Степа окаменел. Из горла его вырвалось только какое-то невнятное «а-аа».
— Четвертая степень. Началось с кишечника, но теперь метастазы. Может быть, мне всего месяц остался.
— И ты? Ты молчала? — выговорил Степа.
— И ты будешь молчать. Вот так! А теперь уходи. Нет радости тебя сейчас видеть.
Степа пошел автоматически к выходу, будто его толкнули, затем развернулся и посмотрел на бабушку. Ему очень нужно было что-то сказать ей, но он не понимал что, в таком был раздрае. В этот момент дверь распахнулась и в спальню вошел отец. Увидев Степу, он иронически хмыкнул, затем увидел разлетевшиеся по всей комнате растерзанные цветы и стебли и присвистнул.
— Что это тут?
— Я выразила Степе некоторое недовольство по поводу опоздания, — бесстрастно сказала бабушка.
— А вот это правильно! — оживился отец. — Как сказал я только что твоей репетиторше, Степан, ремня бы тебе хорошего! Пока в ум не войдешь.
Степа чувствовал себя камышом на ветру. Даже колкость про его ум, в другое время взбесившая бы до зубовного скрежета, сейчас пронеслась через него, как мелкий сор через трубу. Он посмотрел на бабушку, и ему стало ясно, что надо делать, и сразу нашлась устойчивость. Степа шагнул к отцу.