Товарищ Орджоникидзе спросил, не мой ли это сын Павел на Енакиевском заводе работает. Я сказал, что мой.
- Смотрите, обгонит он вас, - сказал шутливо товарищ Серго.
Я сказал, что, если нам предоставят все, что требуется, никто нас не побьет.
- И Кузнецкий завод побьете? - спрашивал Серго.
- Побьем, товарищ Орджоникидзе, - говорил я.
- Ну, хорошо, через год приеду, погляжу.
Свое слово мы сдержали: обогнали Кузнецкий завод. Правда, енакиевцев мы к тому времени еще не побили. У них так выросла выплавка, что мы прямо диву давались. Это было тем более удивительно, что работали они на старых, немеханизированных печах. Мне было немного завидно, но и приятно, потому что начальником доменного цеха на Енакиевском заводе был мой Павел.
Товарищ Орджоникидзе приехал к нам второй раз в 1933 году. Сначала заехал в Енакиево, а потом к нам. Он меня узнал, подошел, пожал руку и сказал:
- Вы в прошлом году старше выглядели, а сейчас помолодели.
А я ответил:
- Жизнь получшела, и я помолодел. Еще лучше жизнь будет - еще помолодею.
Вскоре сына моего Павла перевели из Енакиева в Днепропетровск. Многие профессора и даже академики советовали Днепропетровский завод закрыть, как совершенно устаревший, который всегда будет работать плохо. А Серго послал туда моего Павла, и Павел показал там класс работы, на практике разбил все доводы профессоров, положил на обе лопатки академиков и вывел завод чуть ли не на первое место в Советском Союзе.
И меня, старика, часто посылали на помощь другим заводам. Кто-то назвал мена в шутку «доктором доменных печей».
Первый выезд у меня был на завод имени Ворошилова. Позвонил директор и сказал, что, по распоряжению товарища Серго, я должен выехать в Алчевск, чтобы помочь там «вылечить» доменную печь. В Алчевске я застал целый консилиум ученых-доменщиков во главе с моим старым знакомым инженером Луговцевым.
Он обрадовался мне и сказал:
- Пойдемте, Иван Григорьевич, посмотрим доменную печь, дело исключительно сложное. Мы сидим около нее целую неделю и не можем разобраться.
Я посмотрел. Печь механизированная. американского типа, такой же величины, как и наша макеевская. Долго я лазил по всем закоулкам. Будто бы все в порядке. Что за чорт! Решил полезть в самое пекло, в аппарат «Гризли», это там, где кокс сортируется. Полез туда в яму, сразу стал как трубочист черный, смотрю: решотка, на которой кокс просеивается, слишком наклонно стоит и куски кокса ссыпаются прямо в бункер. «Вот оно в чем дело, - решил я. - Вот почему печь болеет». И пошел в гостиницу мыться. Навстречу Луговцев: