— А когда же? — спросил я нетерпеливо.
— Ну, не знаю… Ну, хотя бы завтра.
— А сейчас ты что, не можешь? Или не хочешь?
— Да пойми: у меня дела, — торопливо заговорила она, — надо забежать в чайную. А потом сразу домой. Там сегодня меня ждут…
— Ну, хорошо. Завтра, — с некоторым раздражением сказал я, — но смотри — без обмана! Или ты, может, играешь со мной? Может, с этим Витей у тебя получше получается?
— Что ты, дурачок, выдумываешь? — удивилась она. — О чем говоришь? Ничего у меня с Витей не получается и не может получиться! Мы просто приятели. И он, и все другие студенты, когда приезжают в город, обедают у меня… Я их кормлю. И все!
— Так-таки все? — прищурился я. — И что же, этот Витя, к примеру, ни разу не пробовал?..
— Пробовал, — ответила она с улыбкой. — Мужики все на один манер… Но если я стану каждому давать, меня, пожалуй, надолго не хватит.
— Значит, ты и со всеми, как со мной, а? Обещаешь, но не даешь?
— Нет, — резко сказала она, — я редко когда обещаю. И хватит об этом!
— Но завтра ты все же придешь? Это точно?
— Ну да, ну да, — проговорила она нетерпеливо, — мы же договорились. Чайная закрывается в одиннадцать, значит, где-то в половине двенадцатого жди!
Я вернулся домой окрыленный… И на следующий день вечерком прибрал у себя в комнате. Накрыл стол. Приготовил чай, печенье, бутылочку сладкой вишневой наливки.
Затем закурил и стал ждать.
Из окошка видна была часть улицы, чей-то покосившийся забор. И за ним — высокий, узкий, заостренный силуэт церкви. Силуэт этот смутно белел в сгущавшихся сумерках. Вскоре за церковью взошло голубое зарево луны. И на дорогу легли косые тени.
Какая-то смутная женская фигура мелькнула среди лунных теней. Я привстал, вгляделся — но нет, то была вовсе не Верочка.
Так я сидел и ждал, время летело. Минула полночь. И еще несколько фигур показалось на дороге. Но Верочки не было, она все не шла…
Я заснул поздно, с трудом. И поклялся, засыпая, порвать навсегда с лукавой этой бабенкой, с этой подлой обманщицей!
* * *
В понедельник утром я приплелся в редакцию невыспавшийся, хмурый… И сразу был огорошен новостью. Оказывается, минувшей ночью в таежном селе Ручьи произошла перестрелка. Туда явилась банда и натолкнулась на сопротивление. Бандитов, как выяснилось, кто-то поджидал… И в результате, они бежали, оставив двух убитых и одного раненого.
Новость эту мне сообщил городской репортер Афанасий Баландин, которого все в редакции звали просто Афоня. Был Афоня парень шустрый, пронырливый, любящий всяческие «происшествия» — убийства, пожары, аварии. В связи с этим он постоянно терся в отделениях милиции, дружил со многими следователями, с работниками прокуратуры. И в результате ухитрялся поставлять в редакцию такие сведения, которые власти обычно предпочитали не разглашать. В советской прессе вообще рубрика «Происшествия» — одна из самых редких. Существует широко распространенное мнение, что она потакает дурным вкусам читателей и не содержит в себе ничего позитивного. Редактор нашей газеты Серов придерживался такого же мнения. И Афоне всякий раз приходилось с трудом отвоевывать себе место на газетных страницах.