В общем, да, — сказал Афоня и опять раскрыл свой блокнот. Оба убитых, например, известные рецидивисты, профессионалы. У одного кличка Татарин, у другого — Скелет.
— Скелет? — повторил я, нахмурясь.
— Ага. Вообще-то он мужик был толстый, здоровый, как бугай. Так что прозвище дали ему, вероятно, по контрасту — Афоня осклабился, обнажая крупные лошадиные зубы. — Вот тебе образец блатного юмора.
Черный юмор, пробормотал я. — Да-а… Скелет… А каково его настоящее имя?
— Настоящее — Иннокентий Бугров.
«Бедный Иннокентий, — подумал я, — ты все спрашивал: что же ждет впереди? И вот дождался… Попал под пулю. А впрочем, что ж. Я предупреждал тебя: не тронь Семена. Просил: не отнимай его удачи… И теперь тебя — это ясно — покарала сама судьба». И сейчас же, отодвигая эту мысль, возникла у меня другая, тревожная: необходимо срочно разыскать Семена и сообщить, что следствие интересуется патронами, идет по этому следу.
— Послушай, Афоня, — как бы между прочим спросил я, — там ведь был еще раненый… Он где сейчас?
— В отделении. Дает показания.
— Рана, стало быть несерьезная?
— Да как сказать… Раздроблено бедро.
— Ну и что же он говорит?
— Пока ничего определенного.
— Так, — проговорил я удовлетворенно. — Ладно.
Я узнал все, что было мне нужно. И торопливо простясь с Афоней, пошел к дверям.
— Эй, ты куда? — удивленно крикнул он мне вдогонку.
— В тайгу, — пояснил я, — как обычно. Иду ловить попутную машину. Хватит, брат, болтать, надо работать!
* * *
Село Ручьи находилось недалеко от города, и я добрался туда за полчаса. Разыскать дом Потаниных также не составило труда. Но, к сожалению, я никого уже там не застал.
Дом выглядел покинутым; на двери висел замок. И никто из соседей не мог или не хотел ответить мне, куда же подевались хозяева? После многих расспросов мне удалось все же разыскать единственного родственника Потаниных. Это был дядя жены Семена — Анциферов, угрюмый, болезненного вида мужик, живший на отшибе, в самой крайней избе… Но и здесь тоже меня постигла неудача. Он ничего мне не сказал, не стал вообще со мной разговаривать. И так не солоно хлебавши я воротился в Енисейск.
Было уже за полдень. Я устал и проголодался. И когда вылез из машины, то сразу же направился в угловую чайную.
Вчерашней ночью я твердо решил: буду гордым! И никогда больше не загляну сюда, никогда! Но теперь, озабоченный, погруженный в раздумья, я как-то забыл об этом… И ноги сами помимо воли привели меня в знакомое место.
Едва лишь я вошел, меня окликнула Верочка. Вид у нее был смущенный и одновременно встревоженный.