— Чепуха все это, сплетни! — воскликнул я возмущенно. — Ну, посмотрите на меня: разве я похож на блатного?
Кудрявцев прищурился, разглядывая меня. Потом сказал добродушно:
— Вообще-то лицо у вас уголовное. Что-то есть в нем такое… — он пощелкал пальцами, — специфическое…
— Ну, не знаю, — пожал я плечами, — не знаю, что вам померещилось. Во всяком случае, я по специальности художник-график. Иллюстратор. И, между прочим, хорошо знаком с оформлением и производством газеты.
— Что-о? — удивился Кудрявцев. Брови его полезли вверх, губа отвисла. — Это каким же образом?
— Так ведь я — старый фронтовой журналист! — пояснил я, глядя на собеседника невинными, чистыми «голубыми глазами». — Вам об этом разве не докладывали?
— Н-нет… Но вы все-таки сидели?
— В общем, да, пришлось… А кто тогда не сидел?
— И арестовали вас за железнодорожный грабеж, не так ли?
— Эх, да какой там грабеж, — махнул я рукой. — Просто в поезде началась облава. Чекисты искали каких-то бандитов… Никого не нашли, ну и стали хватать всех подряд. Так вот я и попал. А ведь тогда, при сталинском режиме, как было? Если уж попался — то не вырвешься…
— Где же это происходило? Когда?
— На Украине, в тысяча девятьсот сорок седьмом году. Помните, какое было время?
— Конечно. Но все-таки… — он насупился, бормоча: — Странно как-то… Непонятно…
И вдруг потянул к себе лежащий на углу стола свежий номер газеты.
— Значит, вы — журналист?
— Да, — сказал я нагло. — Еще какой!
— Проверим.
Кудрявцев с треском развернул газету и потом, постукивая ногтем о крупный верхний, идущий через весь лист заголовок, сказал:
— Существует определенная журналистская терминология. Вот как, например, такой заголовок называется?
— Шапка.
— Так. Ну, а это? — Он указал на большую статью, помещенную в самом низу страницы.
— Подвал.
Я отвечал легко и небрежно. И с благодарностью вспоминал в эту минуту старого своего лагерного приятеля Роберта Штильмарка. Три года назад, на знаменитой пятьсот третьей стройке, он обратил внимание на мои стихи и песни — поверил в меня как в литератора. И как-то раз подарил мне книгу «Оформление и производство газеты», которую он принес с воли и постоянно хранил при себе. Вручая ее мне, он сказал: «Прочти и запомни — на свободе это тебе пригодится!» И хотя я плохо тогда представлял себе свое будущее и не очень-то верил в добрые перемены, я все-таки книгу принял. И пронес через многие этапы и штрафняки. И частенько читал ее, валяясь на грязных дощатых нарах… И вот теперь прочитанное действительно пригодилось, внезапно выручило меня. Я даже и не предполагал, что так хорошо смог все это запомнить! Кудрявцев же и вовсе был потрясен моей эрудицией. Проэкзаменовав меня и сложив газету, он сказал, закуривая: