– В смысле?
– В смысле – ничего грандиозного. Знаешь, за что я полюбила Бориса Аркадьевича?
– Догадываюсь, – сказал Игнат. – Красиво ухаживает. Цветы у дверей квартиры. Каждое утро корзина роз. Машина у подъезда, специально для тебя и на весь день. Ложа в Большом театре. Обеды и ужины в дорогих ресторанах. Какой-нибудь миллионерский «Клуб не для всех». Подарки, конечно же. А?..
– Не только. То есть да, но в самом начале… Это не полюбила, это увлеклась. Вернее, привлеклась. А вот когда он иногда придет вечером и скажет: «Всё, порядок!» Мол, мы разорили, поглотили что-то там, купили и продали какую-то фирму или ловко перерегистрировались, и наши мелкие инвесторы пускай в жопу идут, – и я представлю себе кучу несчастных людей – и у меня сразу начинает все внутри дрожать и играть. Вот так он однажды мне рассказал, в первый раз. Случайно, в разговоре, в ресторане, я спросила, о чем он думает, почему такой сосредоточенный. Он рассказал, как они кого-то прихлопнули, то есть разорили. Так, что бывшему хозяину только застрелиться. Вот тут я его первый раз полюбила как мужчину. Сильно захотела. Просто смотрю на него, хочу его за руку взять и боюсь, что стисну ему ладонь и кончу прямо при всех. У меня с ним тогда еще ничего не было.
– Ты мерзавка? Негодяйка, моральная извращенка? – утвердительно спросил Игнат.
– Какие смешные слова.
– Тебе нужно грандиозное?
– Да.
– Но ты же ненавидишь совок, коммунистов и все такое?
– Я не путаю политику и секс.
– Ты бы дала Сталину?
– Я бы и Хрущеву дала, и Брежневу, до инсульта, конечно. Глупое слово – дала. Пошлое представление о женщине и вообще о любви. Я бы сама взяла. Добилась бы. Я бы его трахнула. Ты знаешь, что сейчас в английском и немецком языке слово «трахать» означает просто активный секс? Про французский не знаю, прости. Можно сказать: Girl fucks her boyfriend или даже Mädchen fickt ihren Stiefbruder – сводного брата трахает. Есть такие немецкие порнушки.
– А ты что, смотришь порнушки?
– Конечно. Спросишь почему? Во-первых, это красиво. Я бы и тебе дала, если бы ты был грандиозный.
– А ты что, мне не даешь?
– Нет, конечно. Ты же не просишь. Я все сама делаю.
– Значит, ты меня добиваешься? – Игнат внимательно на нее посмотрел. – Ты же сама только что сказала.
– Слушай, не придирайся! И не путай себя со Сталиным. И еще что я тебе хочу сказать, это очень важно. Игнаша, ты мне нравишься какой ты есть. Ты меня очень огорчишь, если будешь притворяться сильным, злым, жестоким… Обещай, что не будешь.
Она обняла его левой рукой – они сидели в машине рядом – и поцеловала.