– Папа, не надо! – закричал Вася и обнял его. – Ну почему она мне про любовь не сказала? Полюбила, и всё. Я бы понял. Не тогда, так потом. Я же, я же люблю тебя.
– Почему?
Вася вдруг прижал его голову к своей груди и стал гладить, как ребенка:
– Как они все издеваются над тобой, тюкают со всех сторон, а ты хорохоришься, будто так и надо, и работаешь, работаешь, а все без толку, без толку, без толку! – Алабин хотел возмутиться, но Вася ладонью закрыл ему рот. – Теперь вот будешь картину переписывать, васильки приделывать. А может, правда, лучше возьмешь кафедру? Ну, на два-три года? Отдохнешь от всего этого.
– Ну и что? – спросил Игнат.
– Ну и не знаю, чем закончить эту сцену, – сказала Юля. – Давай лучше так оставим.
– Давай оставим, – сказал Игнат. – Иногда можно вот так, уйти в лирику. Да, и вот еще что. Виктор Яковлевич сказал, что ты все напутала с польским академиком. Наверное, он сказал, ты имела в виду Якуба Оскаровича Парнаса. Он правда жил в этом доме. Судьба похожа. Поляк, приехал в СССР, великий биохимик, получил все чины и звания, ордена и посты, потом арестован и погиб на первом же допросе. Но есть и разница. Парнас приехал в СССР в тридцать девятом. Он не от Пилсудского спасался, а просто оказался во Львове, когда Львов по пакту отошел к СССР. Ну, конечно, его не силой увезли, а задобрили, наверное. И самое главное: Парнаса арестовали в сорок девятом, а вовсе он не исчез в тридцать четвертом. И еще: этот замечательный дом построен в тридцать восьмом. То есть и сам Алабин не мог там оказаться в тридцать пятом.
– Спасибо, – сказала Юля. – Сама знаю. Давай дальше. Готов?
Года полтора-два прошло, и Марина Капустина пришла к Алабину.
Мастерская. Алабин сидит на своем любимом стуле. На табурете лежит палитра. Рядом – раскрытый ящик с тюбиками. Он выдавливает краски, готовясь к работе.
Звонок. Через приоткрытые двери он видит, как Аня выбегает из кухни, открывает. Голоса. Через полминуты входит Марина Капустина, красивая, тонкая, в шляпке с вуалью, в английском пиджаке.
– Здоров, Мариша! – Алабин привстал ей навстречу. – Извини, руки грязные! – Протянул ей предплечье; она растерянно коснулась ладонью его локтя. – Садись давай. Анюта, сооруди нам чайку для начала.
– У меня обед готов! – В комнату вошла Аня. – Давайте обедать?
– Вот и славно! Обедаем! Обедаем? – спросил Алабин у Марины.
– А мы, Марина Дмитриевна, как раз о вас говорили, – сказала Аня.
– Она не Дмитриевна, – поправил Алабин. – Она Демидовна. А если уж точно по паспорту, то вообще Диомидовна, редкое отчество.