– Не-а, сам догадался. Ты всегда грустный. Но иногда, когда надолго улетал куда-то, возвращался веселый. И с Иззи или Джейсом говорил о Земле так, как будто бывал там, – Макс смотрит на Алека. – Только в последнее время ты снова грустный.
Алек знает, что Старейшины не ошибаются, и, если говорят, что ангел скоро услышит Зов, это значит, что он готов. Готов стать Хранителем, взять ответственность за чью-то жизнь, мудро распоряжаться вверенной ему властью. Но сейчас Алек в этом убеждается. Макс чертовски проницателен для своих лет.
Лайтвуд и правда давно не спускался на Землю. Пять человеческих лет или шесть. И эти годы должны были пролететь, как мгновение, ведь что для его долгой жизни такой незначительный срок? Но почему-то это не так, и каждый день в этом до скрипа зубов идеальном мире кажется бесконечно долгим.
– Думаю, ты скучаешь по Земле, – мальчик спрыгивает со скамейки и, обернувшись через плечо, улыбается брату. – Не бойся, Алек, я прикрою тебя сегодня.
* * *
Сильные порывы ветра треплют оперенье крыльев Алека, когда он ступает на каменную крышу. Он дышит глубоко, ловит запахи приближающегося дождя, булочек из кондитерской на первом этаже небоскреба, мятной зубной пасты, химикатов, выхлопных газов и… людей. Кажется, что Нью-Йорк совсем не изменился за последние годы, и Алека это радует. Он чувствует себя так, будто вернулся домой.
В одной из квартир снизу начинает плакать ребенок. В другой — Алек узнает это по скворчащему звуку масла на нагретой сковороде — кто-то готовит ужин; в третьей кот от скуки по хозяину рвет когтями обивку дивана; в четвертой папа маленькой девочки закрывает глаза и начинает считать до десяти, пока его дочь прячется за штору в гостиной; в пятой молодожены ссорятся впервые за время своего брака.
Лайтвуд улыбается. Люди настолько несовершенны в своей жизни, что вызывают лишь восхищение.
– Привет, – тоненький детский голосок раздается из-за спины Алека, и тот резко оборачивается.
Так и есть. Ребенок. Мальчик лет пяти сидит прямо на крыше, подложив газету под попу, и держит в руках блокнот и карандаш, с интересом разглядывая ангела.
Лайтвуд понимает, что у него начались галлюцинации, потому что такого просто не может быть. Что может делать человеческий мальчик на крыше небоскреба один? И как он может видеть ангела? Вот только после того, как Алек три раза зажмуривается и для пущей убедительности протирает глаза, ребенок никуда не исчезает.
– Привет, – отвечает Алек, пытаясь понять, что же здесь происходит. – Как ты оказался на этой крыше, малыш?