Старик, которого когда-то называли Факелом Кекона, обращал мало внимания на свидетельства своих достижений и окружающую роскошь. Большую часть времени он смотрел на город или на далекие зеленые горы, покрытые джунглями и пеленой облаков. Лан гадал, а не к ним ли больше тянет деда на закате жизни. Не к городу, который он помогал выстроить из пепла войны до нынешней гудящей столицы, а в глубину острова – в то место, которое древние кеконцы считали священным, а иностранцы – проклятым, и где молодой Коул Сен провел славные дни вместе с товарищами по восстанию, как воин.
Лан осторожно остановился рядом с креслом деда. В последнее время стало трудно предсказать настроение старика. Коул Сен всегда был деятельным и грозным человеком – скорым на похвалу, но скорым и на критику, и в том и в другом случае необузданным. Он не смягчал выражения, никогда не довольствовался малым, если может рискнуть и одержать полную победу. И даже сейчас, в восемьдесят один год, он излучал плотную и мощную нефритовую ауру.
Но все же он был уже не тот. Его жена, да узнают ее боги, скончалась три года назад, а четыре месяца спустя в возрасте шестидесяти пяти лет от удара умер Айт Югонтин. И с тех пор неукротимая воля Факела постепенно таяла. Без лишних церемоний он передал Лану руководство кланом и теперь часто становился задумчивым и отстраненным, а порой – вспыльчивым и жестоким. Он сидел без движения; несмотря на летнюю жару, худые плечи были закутаны в одеяло.
– Дедушка, – произнес Лан, хотя и знал – объявлять о своем присутствии необязательно. Возраст не притупил чувства патриарха, Чутье по-прежнему позволяло ему опознать приближение Зеленой Кости за квартал.
Коул Сен смотрел куда-то в пространство, трудно сказать, обращал ли он внимание на телепередачу – недавно в углу комнаты установили цветной телевизор. Звук был отключен, но Лан отметил, что это документальный фильм о Мировой войне, и борьба Кекона за независимость была лишь ее небольшой частью. Вспышка света от взрыва на экране отразилась на множестве стеклянных рамок на стенах.
– Шотарцы бомбили горы, – сказал Коул Сен медленно, но зычным голосом, как будто обращался к огромной толпе народа, а не к темному окну. – Но боялись, что возникнут оползни. Они шли по джунглям строем, эти шотарские солдаты. Все выглядели одинаково, как муравьи. Неуклюжие. А мы были как пантеры. Снимали их одного за другим. – Коул Сен ткнул воздух пальцем, как будто нацеливаясь на невидимых шотарских солдат. – Их пистолеты и гранаты против наших сабель и ножей. Десять шотарцев на одного нашего, но они все равно не сумели нас сокрушить, как ни пытались. А уж как пытались.