Я глубокомысленно кашлянула, разглядывая то надпись, то ее автора.
— То есть ты так рассердился на меня, потому что нас застукали в неприличном положении и я вместо того, чтобы испуганно шарахнуться и смутиться, сохранила спокойствие и даже решила продолжить? — весело ухмыльнулась я в ответ.
Мужчина тоже усмехнулся, неопределенно качнул головой, а потом все же пояснил: «Не на тебя, а скорее на себя, что допустил подобную сцену».
— Тогда это действительно проблема, — протянула я задумчиво и пояснила с притворным сочувствием: — Придется тебе как-то привыкать. А то я уже приобрела привычку каждый удобный момент трогать тебя, обнимать и целовать и совершенно не хочу от нее избавляться. По-моему, будет смотреться не очень хорошо, если я вдруг попытаюсь к тебе прижаться, а ты начнешь меня отпихивать.
Он хмыкнул, видимо, тоже представив эту картину, а потом все же ответил: «Привыкну, куда я денусь! Просто сейчас все получилось слишком неожиданно».
Мы еще несколько минут молча посидели, обмениваясь короткими нежными поцелуями и прикосновениями, а потом все же приняли волевое решение покинуть кресло. До встречи оставалось еще больше часа, но за это время надо было успеть привести себя в порядок, то есть помыться и переодеться, причем нам обоим.
Ради всеобщего спокойствия мы со Стьёлем заранее договорились, что для шаха я побуду «переводчиком» при муже, то есть он будет говорить жестами, а я — делать вид, что передаю его слова. Тактика оказалась верной, претец был благодушен и с удовольствием обсуждал со мной театр, книги, музыку, историю.
Разговор с Ламилималом протекал спокойно и буднично. Моего образования и умений вполне хватало, чтобы уверенно поддерживать беседу на любую заданную тему, уводя разговор от тех вопросов, которые были неудобны мне или далеки от меня. И вскоре я с некоторым удивлением пришла к выводу, что при всей своей избалованности и лени Ламилимал отнюдь не глуп и прекрасно образован. При этом, правда, чрезмерно, до крайности себялюбив и принадлежит к числу людей, для кого существует два мнения — собственное и неправильное, и это сводило все его достоинства на нет.
Не считая того, что на разговор я потратила драгоценное время, которому могла найти более полезное и приятное применение, можно было сказать, что эту пару часов я провела вполне неплохо. А вот финал беседы оказался… неожиданным.
— В соответствии со старой традицией моего народа, я бы хотел преподнести вам дар, — проговорил шах, совершая повелительный жест рукой.
В комнате, помимо нас троих, присутствовало еще трое ближайших слуг гостя: мальчишка-дегустатор и пара юношей постарше на подхвате. Первый сидел на полу у ног шаха, остальные стояли у стены, таращась прямо перед собой и явно пытаясь слиться со стеной. По взмаху ладони хозяина они торопливо покинули свои места и, постоянно кланяясь, выставили на столешницу керамическую вазу и приличных размеров ларец, которые до сих пор стояли на небольших изящных столиках в углу. Я заметила их в начале беседы, но не придала значения; оказывается, напрасно.