Вокруг было абсолютно чисто, будто кто-то провел здесь основательную уборку. Если, конечно, было, что убирать. За все время им не попалось ни то, чтобы какого-нибудь предмета, но не было даже пыли — все светилось в свете прожекторов, той особенной чистотой, которая кажется стерильной.
— Нет тут ничего, — сказал Грассо: — Стоило из-за этого тащиться сюда, с Клифом собачиться.
Голос Роберсона тут же отозвался в эфире:
— Ну, что ты, родной. Роберсон же — известный кретин.
Вяземский довольный, улыбнулся, но ничего не сказал.
— Ноги начинают мерзнуть, — произнес Грассо.
— Прибавь обогрев.
— Уже на полную. Да и вообще быстро остываю.
— На базе разберемся с твоим скафандром. А лучше Степану заказать, чтобы новый привез. Пока терпимо?
— Нормально, — ответил Грассо.
— Тогда не ной. Ты проникся тем, где мы с тобой? По этим коридорам ходили строители планет и звезд!
— Проникся уже.
Вяземский неожиданно остановился, повернулся влево, шагнул к стене.
— Есть что-то, — сказал он.
— Что? — спросил Грассо, но через секунду, осветив стену, где остановился Вяземский, увидел сам.
Белый свет прожекторов высветил перед ними, часть стены, на которой можно было разглядеть узкие, шириной в пять миллиметров, тонкие прорези, образовывавшие, ни то рисунок, ни то узор — прямые, изломанные линии. Линии эти шли пятью рядами, и в длину имели не больше четырех метров.
— Так, так, так, — протянул Вяземский: — Уже что-то.
— Как вырезанные, — сказал Грассо.
Он, чуть присел, чтобы свет прожектора осветил глубину линий.
— Глубокие, Вася. Не вижу отражения внутри.
— Не могу толком рассмотреть, — произнес голос Роберсона: — Ага, теперь вижу.
— Глубину прорези можно проверить. — Вяземский присел, поставил на пол ящик-лабораторию, открыл крышку и недолго покопавшись в отделениях для приборов, распрямился, держа в руке короткий, стального цвета цилиндр лазерного щупа: — Сейчас выясню.
— Подожди выяснять, — сказал ему Роберсон: — Может это… Ну не знаю.
На какой-то миг Вяземский застыл в нерешительности, хмыкнул, поднял руку с щупом к линиям на стене. На маленьком экранчике цилиндра зажглись красные, яркие цифры.
— Сто пятьдесят два метра! Ого! Зачем, знать бы. Ослаблять конструкцию…
— Все-таки полез туда, — произнес в эфире Роберсон: — Руки тебе оторвать.
— А тебе язы-ы-ык, — ответил Вяземский, двигая лазерным щупом вдоль прорези: — Глубина одинаковая по всей длине.
Грассо молча следил за рукой напарника. Бело-синяя перчатка Вяземского с зажатым в ней цилиндром, скользнула вдоль линии, до самого угла рисунка, замерла и плавно пошла вниз и влево по линии.