— Вася, подожди, стой, — слова Грассо словно застряли у него в горле, он закашлялся.
И тут произошло.
Вяземский не смог бы объяснить возникшее вдруг чувство. Словно его что-то просветило насквозь, как прозрачное стекло. Как будто включились невидимые прожектора. Он пожалуй, назвал бы это «вспышкой» и «просветили». И в этой «вспышке» непонятно чего, но явственно, до потрясения всего внутреннего существа, они замерли, застыли.
Полная растерянность и беспомощность.
Это длилось всего секунду, которая показалась обоим бесконечно долгой, тяжелой, унылой, как предсмертная тоска.
Также внезапно все кончилось.
Вяземский резко отдернул руку, повернулся к Грассо, цилиндр лазерного щупа выпал из его руки на черный пол и покатился в сторону.
— Ты это, э-э-э, слышал?
— Да, — ответил Грассо.
— Что у вас там? — спросил голос Роберсона.
За стеклом «забрала» в свете прожектора скафандра Вяземского лицо Грассо казалось бледным, пергаментным.
— Что-то изменилось, — ответил Вяземский: — Лазерный луч вызвал… Не могу это объяснить. Ни звук, ни свет. Какое-то…Ого! Температура «Кольца» начала повышаться. Может приборы врут?
— Уходите. — Голос Роберсона стал жестким, требовательным.
— Вася, уходим. — Грассо протянул к Вяземскому руку.
И пришел звук.
В окружающем вакууме звук передаваться не мог, он пришел от пола, через ноги, сотряс их тела низким, продолжительным колебанием. Это было похоже на зов трубы — уныло и долго.
И тогда они побежали.
Брошенные на пол переносные лаборатории, остались валяться в темноте коридора.
В эфире, перекрывая звуки дыхания Вяземского и Грассо, послышался нарастающий шорох и шум радио-помех и сквозь них продрался, казалось, из далека, голос Роберсона:
— Говорите, что у вас происходит, картинка…Мы слышали…Уходите, от…
И все.
Голос начальника «Базы-1» пропал, а вместе с этим и Вяземский и Грассо перестали слышать друг друга.
Они старались бежать, но бег в скафандрах был медленным и неуклюжим, как случается во сне — скафандр под собственным внутренним давлением воздуха словно сопротивлялся движению людей, стремился принять положение покоя.
Грассо отставал от своего напарника на несколько шагов, бежал, заваливаясь вперед.
«— Помехи и раньше были» — лихорадочно думал Вяземский: «— Это обычное здесь.»
Но чувство необратимости, страх перед неясными пока еще последствиями его действий у той стены, уже надежно поселился в душе, гнал вперед, к спасению, дальше, дальше.
Беги, беги скорее!
Свет прожекторов скафандров скакал и прыгал впереди, то сверкая на черном полу коридора яркими бликами, то улетая во мрак.