Взгляд упал на газеты. Чёрно-белые! Фоток почти нет, сплошной текст. Шрифт той, что сверху, теми же крякозябрами. «Готика». Чё за ламер додумался набирать таблоид на древнем фонте?
Под верхней газетой ещё одна. Знакомый английский текст. Тоха тут же выхватил сложенные листы. «Нью-Йорк Таймс». Ага, вот. Четверг, двадцать пятого июня, тысяча девятьсот семнадцатого года. Вроде ничего необычного. Хотя… Вот здесь… тысяча девятьсот семнадцатого. ДЕВЯТЬСОТ СЕМНАДЦАТОГО? Какого…
Тряхнул головой. Тупая боль легко стукнула в висок. Под ложечкой противно засосало. Шрифт запрыгал.
— Позавчерашняя, — кивнул на газету фон Лукас, — сегодняшняя только наша, — и ткнул в верхнюю, с «готикой». — «Бомервальд Фольксботе». Изволите почитать?
— Первая мировая! — в горле совсем пересохло. — Сейчас… Первая мировая война?! Что за хрень? Или у меня с пьянки крыша поехала?
— Первая мировая? — удивлённый голос майора звучит как сквозь вату. — Какая крыша…?
В газах потемнело. Комната завертелась…
Господи, какой балдёж! Вот так лежать и не вставать. После вчерашнего сейшена организму и в первую очередь мозгам требуется отдых. Резкий запах отвлёк. Нашатырь, что ли? Ну чё за нафиг? Борька гад, издевается. Удушу ламера, как встану! Ну и сон! Дурдом. Попасть в семнадцатый год, в ПМВ, да ещё к австрийцам! Бр-р…
— Уф! Присниться же такое, — проговорил Тоха. — Как в реале. Борян, иди на хрен…
— What did you say? Do you hear me?[12] — послышалось сверху.
Англичане? Пиндосы? Тут? Откуда? Кирилл не говорил, что на пати будут иностранцы.
Нехотя открыл глаза и тут же завопил:
— Нет!!!
Дурдом продолжается. Сверху пялится тот самый австрийский майор из сна. И ещё какой-то крендель в круглых очках и белом халате.
— Lamke, — бросил куда-то в сторону майор, — hilf ihm sich zu setzen![13]
Тоха скосил глаза. Приблизился знакомый рыжеусый юнит, поправляя на плече «винтарь». Программер застонал. Его подняли и усадили на стул. Протянули стакан. Большими глотками выпил прохладную воду.
— Можно ещё?
Налили. На этот раз пил дольше. Полегчало.
— Как ви себя чувствуете? — по-русски с лёгким акцентом спросил очкастый в белом халате.
— Бывало хуже, бывало лучше, — буркнул Тоха. — Я чё, вырубился, да? — и посмотрел на очкастого.
— Ви-ру-бил-ся? — приподнял тот белёсые брови.
— Ну это… — Тоха неопределённо махнул рукой, — отключился, сознание потерял.
Крендель подтвердил, что молодой человек двадцать три минуты был в обмороке, но сейчас ничего страшного.
— Охренеть, — пробормотал программер, — глюки ловил, было. Но чтоб в обморок…
Очкастый что-то длинно сказал майору. Тот кивнул.