Подпоручик вскинул бровь.
— Фельдфебель? Дворянин и нижних чинов? Так не бывает, сударь. Или вы вольноопределяющийся?
— Вольно… определяющийся? Это как?
Взгляд чувака красноречивее всех слов. Смотрит будто на идиота. Тоха вздохнул — надо тщательно подбирать слова.
— Роман…
— Роман Васильевич, с вашего позволения.
Ну да, в то время благородные обращались только по имени-отчеству. Так в фильмах показывали.
— Да, конечно, простите. Роман Васильевич, я родился… в тысяча ДЕВЯТЬСОТ девяносто втором году.
В небо взвились ещё несколько жёлтых ракет.
Голицын приоткрыл рот.
— Как… такое… может… быть?
— Я попал сюда из две тысячи пятнадцатого года. Не знаю, как. Их майор, фон Лукас, — Тоха кивнул на пленника, — сказал, что сейчас тысяча девятьсот семнадцатый год. Первая мировая война…
— Думаю, вам нужно рассказать мне всё.
Программер кивнул…
— И вот в халупу вломился ваш Агафонов и вырубил меня.
Они помолчали. Чувак достал из кармана часы и взглянул на циферблат.
— Хочу вернуться домой, но не знаю, как, — грустно проговорил попаданец. — Вы мне не верите?
Голицын помолчал и убрал часы в карман.
— Честно? Не знаю. Всё очень необычно.
— Вот и майор этот, — Тоха кивнул на австрийца, — тоже не поверил. Хотя я убедил его, что такой материал, — тронул футболку, — в ваше время ещё не придумали.
Подпоручик протянул руку.
— Позволите?
— Конечно.
Чувак пощупал рукав футболки.
— Вообще-то ничего особенного. Ткань как ткань, — он пожал плечами. — Не шёлк, конечно, и не лён. Меня больше поражает фасон вашей одежды. Неужели через сто лет будет такая ужасная мода?
Тоха обиделся:
— Почему ужасная? Нормальная летняя одежда. Не деловая, естеснно, а так… для отдыха.
Новый знакомый привстал.
— Пора.
Русская императорская армия
15 (28) июня 1917 года.
Нейтральная полоса Юго-Западного фронта.
Роман Васильевич в лёгком шоке. Вызволенный из австрийского плена соотечественник — гость из будущего. Как такое вообще возможно? Рациональный ум молодого князя отказывается это принимать. Но Воронцов — вот он. Живой, здоровый.
Манера речи, общения, обилие странных слов и выражений. Вроде говорит по-русски, а понять иногда невозможно. Лишь общий смысл. Совершенно не разбирается в системе чинов, табеле о рангах, титуловании.
До своих окопов остаётся саженей семьдесят. На пути — ряды колючей проволоки. Отряд затаивается. Агафонов отправляет пластуна к траншеям, чтоб пехота с перепугу не открыла по ним огонь.
Голицын покосился на соотечественника. Тот лежит в пяти саженях, ободрал голые ноги, что не удивительно, сколько они ползли, и сквозь зубы матерится, почёсываясь.