-Точно ли это Ирну? – спросил задумчиво толстяк Сильтус. – Он еще у Торока мне показался странным парнем – тихим, словно из него жизнь по капле выцедили. Здесь, на пустошах, чего только не случается. Вон и вчера оборотня видали. Быть может, кто-то принял обличье северянина?
Поворот разговора этот не понравился Глаасу, который до сих пор молчаливо морщился, словно чуя дурной запах, но в общую беседу не вмешивался.
-Дожились! – воскликнул он в немалом раздражении. – Плести небылицы – не грех, хоть и годится такое дело только для недотеп, которым боги не дали умения удержать в руках меч. Но принимать на веру слово болтуна, у которого за каждым кустом - ведьма, а в каждой норе – оборотень, нам, вольным людям, не пристало! Если россказни мальчишки вам эдак ум попортили – больше он рта не откроет. С чего вам порча в Ирну привиделась? На себя он не похож оттого, что знает – в конце пути его ждет смерть, и не из быстрых. Такие мысли любого изменят. А тих и смирен он из-за болезни. Эй, лекарка? Заразна ли болезнь Ирну? – громко обратился он ко мне.
-Нет! – торопливо произнесла я, не зная толком, каким словом помогу Хорвеку, а каким – наврежу.
-Кто бы сомневался! – хмыкнул старый разбойник. – Услышу, что кто-то вновь толкует о порче, бесах и колдовстве – язык у него отнимется не хуже, чем от воды из лужи с бесовским копытом!
Гнева Глааса опасались – это было видно по тому, как быстро разбойники отправились спать, сразу вспомнив, что завтра в пути придется ничуть не легче, чем сегодня.
И в эту ночь я отправилась спать в повозку, где обычно держали Хорвека. Харль, напротив, остался у костра, примостившись около раненого Кирру, которому приятели уступили самое теплое местечко. Похоже, мальчишка успел прийтись по душе кое-кому из ребят Глааса, и к нему теперь относились, как к одной из тех собак, которых пришлось прирезать накануне ночью: с Харлем делились едой, добродушно трепали по голове, позволяли спать в ногах. Я же старалась держаться особняком, угрюмо зыркая на каждого, кто пытался со мной заговорить. Всем своим видом я показывала, что подчиняюсь только старому главарю, и не собираюсь сводить близкую дружбу ни с кем из разбойников - даже в обмен на медяк или добрый кусок мяса из похлебки. От кружки с водой, которую, подмигивая, показал мне Соль, я тоже отказалась, хоть в пересохшем горле першило, словно я наглоталась едкого дыма.
Улегшись в пыль рядом с повозкой я позвала Хорвека по имени, и вскоре услышала звон цепей. Усталый хриплый голос отозвался из темноты:
-И безумие, и разум подсказывают мне одно и то же: свернуть тебе шею. Не приближайся ко мне.