Аннет поколебалась, придвинула вторую таблицу и отметила квадрат алого цвета, а затем тряхнула головой и вернулась в реальность.
– Готово, – произнесла устало. – Канареечный оттенок означает год одна тысяча семьсот двадцать четвертый.
– А почему вы отметили еще алое поле? – поинтересовался внимательный Ангренаж.
– С этим мы потом разберемся, – ответил босс. – Господин Пендельфедер, прошу заверить эти копии. Господа, поставьте ваши подписи. Фирма «Раритеты Молинаро» согласна приобрести автоматон, известный под названием «Лазурный поэт».
Наследники Жакемара сгрудились возле дальнего стола, на котором господин Молинаро разложил нужные документы. Аннет кое-как поднялась и побрела к окну. Каждый раз после использования таланта она чувствовала себя как человек, которого выдергивают из приятной горячей ванны и выпихивают под ледяной дождь. Ее колотил озноб. Запах роз за окном вызвал головную боль.
– Вы были великолепны, дорогая Аннет, – раздался дружелюбный голос Ангренажа, который неслышно приблизился и встал рядом. – За последнее столетие наука всячески пытается уверить нас, что дар сенситивов – вещь обыденная и естественная, но мы, бесталанные люди, всегда будем считать вас магами.
– Да что тут магического, – с досадой отозвалась Аннет. – Я знаю, как выгляжу со стороны, когда нахожусь в трансе: сидит девица с остекленевшими глазами и отвисшей челюстью и водит карандашом по бумаге с цветными квадратиками. Хорошо если слюна не капает изо рта, как у идиотки.
– Ваше лицо приобрело удивительное, неземное выражение, – искренне возразил Ангренаж, – и я чувствовал, что лицезрею чудо. Чудо соприкосновения с незримым для меня миром. Возьмите, – он протянул Аннет розу темно-красного, почти черного цвета.
– Спасибо, – девушка подавила желание выбросить издававший назойливый аромат цветок обратно в окно и громко заговорила, чтобы галантный собеседник не заподозрил о ее порыве. – Обожаю розы. Как только вижу розу, мне сразу хочется зарыться носом в ее лепестки и...
– Эти кусты за окном давно пора обрезать, – не могла не удержаться от колкости госпожа Соннери. – Разрослись, как репейник.
Она смотрела на цветок в руках Аннет с нескрываемой недоброжелательностью.
– Давно пора, – неожиданно поддержал ее бургомистр. Он отчего-то вспотел и сердито вытирал щеки клетчатым платком. – У меня от пыльцы дерет в горле и свербит в носу.
В подтверждение своих слов он чихнул – так громко, что, казалось, градоначальника разорвет на части.
К окну подошел старик Петр, посмотрел на розу в руках Аннет с нежностью, глянул на бургомистра с укором и захлопнул ставни. Стало темно.