Исчезновение семилетней девочки из поезда
Грязный вагон третьего класса поезда, подъезжающего к губернскому городу Минску, был битком набит обычной публикой.
Большинство ее состояло из евреев, так как Минск в то время был густо, почти сплошь заселен ими. Евреи — преимущественно бедняки, не принадлежавшие к золотой еврейской буржуазии, а мелкие торговцы — одеты были грязно, неряшливо, в свои тогдашние традиционные засаленные лапсердаки, в характерных суконных, а большей частью бархатных картузах, из-под которых длинными завитушками-локонами опускались пейсы. Некоторые из них дремали; другие, наоборот, вели оживленную беседу на своем быстром гортанном языке; третьи, закусывая селедками с булкой, апатично глядели в вагонные окна, за которыми мелькали поля, почти уже свободные от снега, так как стояла ранняя весна. Но среди еврейских пассажиров в этом вагоне третьего класса находились и трое русских: женщина, мужчина и девочка лет шести-семи.
Женщина средних лет, понурого вида, одетая чисто, но бедно, сидела на одной лавке, по-видимому вся уйдя в свои тоскливые, грустные думы; мужчина — высокий человек в черной шинели и фетровой шляпе с широкими полями — на другой.
Девочка, прелестный ребенок с вьющимися белокурыми волосами все время вертелась около женщины, лепеча своим тоненьким детским голоском:
— Мама! Мы скоро приедем?
— Скоро, скоро, детка! — отрываясь от дум, отвечала мать, с невыразимой нежностью поглядывая на девочку.
— А мы поедем на лошадке? — не унималась девочка.
— Да, да… — рассеянно отвечала женщина.
Прошел кондуктор.
— Сейчас Минск. Ваши билеты! — громко провозгласил он.
Теперь в вагоне началось то суетливое движение, какое всегда наступает при приближении поезда к крупным центрам его остановки.
Одна лишь женщина оставалась покойно-равнодушной, не трогаясь с места и глядя тоскливым взором в окно.
Укладываться ей, очевидно, было не надо, так как с ней не было никаких вещей.
Поезд подошел к станции.
Почти в ту же секунду испуганный женский крик прорезал гул суматохи:
— Женя! Женечка, где же ты?
Некоторые из пассажиров остановились. Слишком уж много тревоги прозвенело в надтреснутом голосе женщины.
Женщина в испуге металась по вагону, не переставая кричать все одно и то же:
— Женя, дитя мое, где ты? Господи… — Лицо ее было искажено страхом, ужасом. Она, толкая всех, как безумная, бросалась в разные стороны вагона, заглядывала под лавки, выбегала на площадку, и ее крик становился все более и более отчаянно-страшным.
— Что такое? Что случилось? — слышались возгласы пассажиров. — Кого ищет эта женщина?