— Наизнанку! — Катя трясла его и шлепала по щекам. — Павлов! Одежду наизнанку!
Ночная рубашка снова была на ней, швами наружу.
Никита стоял столбом, и Кате самой пришлось содрать с него футболку и вывернуть. Земляная масса вспучилась прямо перед ними и выросла до верхушек елей. Никита отчаянно пытался отыскать в этом колоссе человекоподобные или хотя бы звериные очертания, но их не было. Просто огромный шевелящийся столб земли, корней и листьев. Достигнув невообразимых размеров, столб начал складываться, как будто… да, он наклонялся к ним.
— Лес честной, царь лесной, — звонко, как пионерскую клятву, затараторила Катя, — от нас, грешных, отворотись…
А Никита неотрывно смотрел на земляного исполина и силился увидеть в переплетенной корнями массе лицо. Хотя бы намек, пусть даже это окажется самая чудовищная морда. Потому что ощущение пристального взгляда отсутствующих глаз было невыносимым. Из слежавшейся земли, кажется, начало вылепливаться что-то похожее на кривую щель рта и пустые глазницы… и тут оно перешагнуло через них, засыпав сверху мусором. Перенесло себя, точно гигантская гусеница-землемер, на то основание, в котором Никита почти высмотрел голову. Перенесло — и рухнуло, втянулось в сухую лесную почву, подняв тучу пыли.
— Беги! Не оборачивайся! — Катя толкнула Никиту в спину.
И они кинулись прочь, не разбирая дороги…
Наконец Катя зацепилась за что-то и упала. Боль полыхнула в ободранных ладонях и коленках. Отплевавшись и проморгавшись, она увидела над головой победно, будто флаг, развевающуюся на ветке полоску полиэтилена. Отмечать изученную часть леса обрывками пакетов она начала не так давно: в доме закончились бесполезные тряпки.
Они снова были на тропинке, ведущей к забору. Катя перевернулась на спину и закрыла глаза. Никита плюхнулся рядом.
— Видел? — отдышавшись, спросила Катя.
— Видел… Что это было?
— Леший.
Она сказала это так спокойно, что Никита сразу понял — не шутит. Мелькнули в памяти лукавые, но в целом благодушные деды с бородами из мха и грибными шляпками на головах. Старичок-лесовичок, дядюшка Ау — что угодно, только не обвитый корнями земляной столб до неба…
Катя потянулась, хрустнула шеей и хотела сесть, но Никита навис сверху и не дал подняться:
— Рассказывай.
И Катя наконец рассказала, быстро и путано, эту свою теорию. Что с тех пор, как Вьюрки замкнулись, здесь появились новые жители — она называла их «соседями». Везде теперь кто-то живет, и, скорее всего, именно эти тайные обитатели превратили садовое товарищество в заколдованное место. Его все по сказкам знают — «ни доехать ни дойти». И, соответственно, не выйти. Сами дачники тоже иногда в кого-то превращаются — не все, только некоторые. Может, они изначально с «соседями» в родне состояли, а может, опыты на них ставят, как с подменышами. Зинаида Ивановна с Тамарой Яковлевной, к примеру, ведьмы — травяная и звериная. И не надо так смотреть, это так называется. А Кожебаткин, наверное, оборотнем был, только неопытным, телами поменялся, вместо того чтобы превратиться. Те, кто теперь во Вьюрках и вокруг, тоже сначала всё косо-криво делали. Но они учатся. И забирают людей — изучать. И подменышей присылают, чтобы подглядывали да подслушивали. «Соседи» так всегда делали, они любопытные, а люди для них такие же малопонятные потусторонние твари, как они — для людей.