– Какие-никакие, но есть, – пожала плечами Макаренко. – Заберу с собой, сколько смогу.
– Вот! – кивнул Прохоров. – Именно! Исполнишь клятву – и на тот свет? Кому от этого польза?
– Мне. Я отомщу за отца…
– Но погибнешь сама! Послушай, останься! Они сами придут сюда за тобой!
– Я не могу подвергать опасности детей.
– И не надо! Не надо! Подготовь их! Просто подготовь, ведь ты знаешь и умеешь так много… И когда нефтяники придут, у тебя будет целая армия и пятиметровые стены. Мы вместе отомстим за всех наших отцов! И вместе разобьем эту никчемную шайку!
– Ты просишь меня сделать с детьми то, что и хотел Черномор? Научить их воевать и драться? Но какой в этом смысл? Зачем мы тогда отвоевывали детей у этих уродов? Зачем вообще было все это? Они бы и сами сделали из них отличных головорезов. А теперь что? Дети сменили шило на мыло?
– Постой! – Прохоров поднял руки вверх. – Не надо это так воспринимать. Не надо! Нам нужно научить их не просто воевать и драться, а бороться за свою жизнь и выживать! Это разные вещи: убивать ради удовольствия и убивать ради выживания! А они должны выжить! Ты знаешь этих детей! И они совсем другие, нежели о них думал Черномор. Он совсем не понимал их, как ни пытался, как ни издевался над ними. А если мы не поймем, их уже никто не поймет, и тогда есть шанс потерять детей. Получить такую же банду, какую ты встретила в Ярославле. Поступай, конечно, как хочешь, но лучше – правильно. И я от лица всех детей и себя прошу: раздели со мной это бремя и помоги мне воспитать из них настоящих людей.
Мужчина на мгновение замолчал, а потом тихо добавил:
– Им нужны хорошие старшие, чтобы не стать потом гадкими взрослыми!
Михаил умолк. Слов больше не нужно, и так сказано достаточно, и каждый понял ситуацию, как надо. Ведь истина, сколько ее ни интерпретируй, всегда одна. И разобраться в ней может любой человек, надо только приложить некоторые усилия, на что Софья, мужчина был уверен, способна.
Макаренко долго молчала, то сжимая, то разжимая губы, при этом шмыгая носом. А потом (Прохоров не поверил глазам!) одна – нет! – две слезинки скатились по ее щекам! Какой суровой ни хотелось бы Сове казаться, она не смогла притворяться. И чувства девушке оказались не чужды. Мужчина попытался скрыть радостную улыбку, но не смог. Камень тут же свалился с плеч, и я почувствовал облегчение, будто сдернули тяжесть будущих проблем, прижимающих к земле. А Софья смотрела на детей по очереди, и слезы усиливались, теперь по щекам уже бежали ручьи. Она долго всматривалась в одного ребенка, потом переводила свой взгляд на другого, пока не остановилась на Михаиле. Лицо девушки вдруг посерьезнело, и она произнесла ровным голосом: