.
Надо понимать, что тогда для многих, скорее всего, даже для большинства сменовеховцев принятие устряловского «прекраснодушия» облегчалось очевидностью разгрома Белого движения, с одной стороны, неприкаянностью в эмиграции (для тех, кто уехал) и отсутствием иного выбора (для тех, кто остался) — с другой, и — с третьей — надеждами на то, что большевики, отказавшись от политики военного коммунизма, придут к какой-то более осмысленной, цивилизованной и менее кровожадной форме правления, предпосылки к чему показало принятие нэпа — новой экономической политики. Так что примиренчество сменовеховцев опиралось еще и на призрачную надежду вернуться к устоям, изменить уже измененную Россию.
Второе дно «устряловского», то есть дальневосточного, сменовеховства Ощепкова — националистическое. На первый взгляд Василий Сергеевич поступил так же, как и многие военспецы, перешедшие на сторону Красной армии с началом боев по указанным выше трем причинам. И все-таки такие люди, как Ощепков, находились в особых условиях. Прежде всего, он жил во Владивостоке, откуда сразу после октябрьских событий потек ручеек эмиграции, превращавшийся время от времени в полновесный людской поток. Ощепков мог в любой момент покинуть родину и отправиться куда угодно — в Маньчжурию, в Харбин, ставший настоящей столицей «русского Китая» и обособленно существовавший вплоть до 1935 года, в Японию, бывшую его второй родиной, да хоть в Австралию — там до сих пор живут многие потомки белоэмигрантов, внуки и правнуки учившихся с Васей семинаристов. Связи Василия Сергеевича с японцами, обусловленные его юностью в Токио и полученным там образованием, были весьма крепки. Ведь и во Владивостоке он в конце концов устроился работать не куда-нибудь, а именно в японский штаб. Вместе с этим штабом мог и уйти в Японию. Но не ушел. У Ощепкова еще не было семьи, он был сиротой, родиной которого стал острог, каторга — места, куда и сегодня жить калачом не заманишь, а уж в 1920 году… Он должен был заботиться только о себе и всегда мог быть уверенным, что уж самого себя, со своим знанием японского и английского языков, опытом работы в разведке (многие колчаковские спец- службисты сумели успешно обустроиться за рубежом — от Харбина до Сан-Франциско) и, наконец, статусом одного из лучших борцов тех лет, всегда прокормит. Казалось, сама жизнь показывает Ощепкову дорогу за море, за океан. И все же он по-другому расставил акценты, иначе сменил вехи своей судьбы еще во Владивостоке. Осознанно пойдя на сотрудничество с большевиками в 1920 году, а потом не раз эту роковую связь продляя и тем самым каждый раз укорачивая себе жизнь. Почему?