Все, — подумала Софья. — Теперь — точка. Теперь — пусть рассказывает.
Она искоса взглянула на Павла. Лицо у него было грязно-серым, как у человека, который долго не умывался. И все-таки… И все-таки что-то такое было в этом лице. Еще никогда не казалось оно ей таким красивым.
Дурак, — думала Софья. — Тупица. Нет, это я дура. Зачем я ушла? Десять минут. Десять минут — и все было бы закончено. Нужно было не оставлять его ни на минуту…
А если бы у нас было все по-прежнему, — думала Софья. — Я бы его… предала?.. Нет. Ни за что, — ответила она себе. Она солгала. Даже себе. И знала это. Она предала бы его при всех обстоятельствах.
Рано, — подумала она. — Рано. Не спеши, — и показала глазами — сядь. Но Олег Христофорович поднялся.
Он каялся. Говорил, что недосмотрел. Рассеянность. И вот результат. Он не может во всем согласиться со своим уважаемым коллегой. Некоторые опыты проводились под его непосредственным руководством. К этой теме был прикреплен лучший специалист отдела, старший научный сотрудник Лубенцов. Секретарь партийной организации. Но, конечно, проверка будет проведена самая тщательная. Что же касается Сердюка, то он вынужден просить руководство института, чтобы его отстранили от работы. Во всяком случае, он, Олег Христофорович, с таким человеком больше работать не сможет…
Правильно, — думала Софья. — Коротко и правильно. Но дома… А что дома?.. Она знала, что дома об этом не будет сказано ни слова. Они и так понимали друг друга. Может быть, в этом и состоит семейное счастье?
Софья быстро, искоса взглянула на Павла. Ей показалось, что он улыбается. Идиотской, извиняющейся улыбкой человека, у которого в обществе заболел живот. Она посмотрела внимательней. Нет, он не улыбался. Просто у него дрожали губы.
Лишь бы он не заплакал, — подумала Софья. — А впрочем…
Павел глотнул и посмотрел мимо нее.
Но это еще не все, — зло прищурившись и сразу же прикрыв глаза рукой, подумала Софья. — Что ты скажешь Марье Андреевне?
Что я скажу Марье Андреевне? — думал Павел. — Что я скажу Марье Андреевне?..
Он шагал по улице, длинной и тоскливой, как неореалистический фильм.
Ветер мел по мостовой пыльные тополевые листья и наполнял улицу горячим тошнотворным запахом пропитанных гноем бинтов, и Павел не знал, откуда этот запах, и ему казалось, что он подходит к горлу откуда-то изнутри.
На этой улице почему-то соорудили пенициллиновый завод, и он отравлял воздух.
Навстречу шла рота солдат со свертками — белье и полотенца. В баню, — подумал Павел.
Солдаты весело пели: «Не думали, братцы, мы с вами вчера, что нынче умрем под волнами…»