Петр Афанасьевич рассказал Клаве, что в обеденный перерыв он побывал у Вязмитиных. Там он встретился с Кацем.
— Эти два дела нельзя рассматривать отдельно, — говорил Кац, пронзая пальцем Петра Афанасьевича. — Прежде всего необходимо доказать, что фельетонист незаслуженно очернил Сердюка. В таком случае, поступок Сердюка уже не может рассматриваться как хулиганский…
— Какой поступок? — возразил Петр Афанасьевич. — Ведь Ермак отказался…
— Предположим. Но это — неправда. В показаниях лица объективного — милиционера, который присутствовал при драке, имеются сведения противоположного характера. Суд должен исходить прежде всего из достоверных показаний. Ермак только запутал дело.
— Ну уж не знаю, можно ли больше запутать дело, — буркнул Петр Афанасьевич.
Клава слушала мужа молча. Она вспомнила, как Павел сконфуженно улыбался, когда она ему за обедом наливала вторую тарелку борща, и как он пошел с ней в театр на «Пиковую даму», когда умер Петя и ей было очень плохо.
— Почему, — спросила она, — так получается? У Павла. Учился. Стал научным работником. И опять запутался?..
— Причина одна — от жизни оторвался. От товарищей. Индивидуалистом стал. А помочь ему — нужно.
— Жениться бы ему, — сказала Клава.
Петр Афанасьевич хитро усмехнулся.
— И нечего смеяться, — обиделась Клава.
— Завтра пленум начинается, — сказал Петр Афанасьевич. — Петр Никитич приедет. Нужно, чтоб Павел написал письмо на имя Петра Никитича. А еще лучше, если бы Петр Никитич согласился его лично принять. Дело-то ведь он замыслил важное, нужное…
…Они шли пешком от легкого, воздушного мостика с деревянным настилом, переброшенного между двумя парками, к огромному, единственному в стране цельносварному мосту через Днепр. Между этими мостами лежала жизнь замечательного украинского инженера Евгения Оскаровича Патона. Мостик между парками был его первым мостом. И мост через Днепр — последним.
И оба они безотчетно ощущали, что, как бы дальше ни сложились их судьбы, того, что пережили они на пути между двумя мостами, хватит на всю жизнь. Хотя об этом не было сказано ни слова. Ни одного слова.
— Я его видела только раз, — сказала Лена. — Я его не помню.
— Он — о б ы к н о в е н н ы й человек, — тихо и медленно ответил Павел. — Хотя это не совсем верно. Он — о б ы к н о в е н н ы й коммунист…
Павел помолчал и взглянул на Лену, как бы проверяя, понимает ли она его. Она понимала.
— Но если бы у меня спросили, каким я хочу быть, я бы ответил: таким, как Петр Афанасьевич…
Они снова шли парком. Удивительный город. Его можно пройти из конца в конец, минуя улицы, парками.