— Каменщиком.
— Я договорился, что тебя на строительство примут. С начальником управления, с Михайловым. Дадут общежитие. Когда начнешь работать, можно будет в техникум поступить… придешь, я тебе помогу с этим делом… Или в вечернюю школу.
— Я вернусь в Киев, — ответил Павел.
— Почему?
— Так. Тут мне не жить. Слишком много людей тут обо мне плохо думают.
— А ты поработаешь, покажешь себя, и люди начнут о тебе хорошо думать. — Улыбнувшись, капитан добавил: — Так, как ты этого заслуживаешь.
Павел не ответил на его улыбку.
— Нет уж, я — в Киев.
Капитан встал из-за стола, прошелся по своему маленькому кабинету, подошел к Павлу.
— Ты мать помнишь? — спросил он неожиданно.
— А вам это зачем?
— Я учился у нее когда-то. Понимаешь, какая это штука удивительная? Ведь неизвестно, куда человек направится, что с ним станет. И, может быть, именно то, что заложила в ребенка первая его учительница, потом дает плоды. Ты на ее могиле побывал?
— Да.
— А я уж давно не был. Года два. Вначале многие ходили, следили как-то, а потом в текучке этой забылось. Тут и я виноват. Но сейчас не об этом разговор. Сейчас разговор о том, как сделать, чего она не успела. Как сделать, чтобы ты человеком стал… Тут, в Чернигове, у тебя прямей была бы дорога. Ясней…
— Нет, — сказал Павел.
Сапожник, старый знакомый, смутился и с досадой с размаху воткнул шило в ногу.
Марья Андреевна вскрикнула.
— Она у меня деревянная, — успокоил ее сапожник. — Вы уж меня извините. Вам, как постоянной клиентке, надо было вовремя сделать. Но — не успел. Только вот на левый туфель набоечку осталось приспособить. Вы посидите минутку. Я сейчас…
Закончив работу, он завернул туфли в газету, получил деньги и пожелал Марье Андреевне почаще приходить.
Дома Марья Андреевна развернула туфли и машинально заглянула в газету — она показалась ей очень знакомой. Посмотрела на дату, расправила мятые страницы. В газете был опубликован отчет о юбилее в честь 60-летия академика Вязмитина.
Марья Андреевна горько усмехнулась.
…На юбилее она не захотела сидеть за столом президиума, куда ее пригласили, а устроилась в зале, ряду в шестом, с самого края.
Рядом с ней сидела какая-то толстая, немолодая женщина с очень напудренным лицом и с крупными — чуть ли не с грецкий орех — янтарными бусами. Такие всегда попадаются на юбилеях — неизвестно, зачем они пришли, неизвестно, какое отношение имеют к юбиляру, но они терпеливо просиживают от начала до конца, слушают все выступления, аплодируют.
Соседка, тыкая коротким, толстым пальцем, все время допытывалась у Марьи Андреевны: «А кто это? А это? А Вязмитин кто? А вы не знаете, кто доклад делает?»