В этот четверг первыми пришли Павел Мефодиевич Косенко — поэт-академик, худощавый, необыкновенно деликатный человек с испуганными глазами, и Людмила Барская — известная пианистка, стройная женщина с очень светлыми, неестественно светлыми волосами, с напудренным тонким носом, одетая в черное с желтым, как крылья махаона, платье.
Профессор Петров — прославленный физик и замечательный человек, естественный той высшей естественностью, какая бывает только у людей, искренне убежденных, что для человеческого разума нет ничего невозможного, нужно только работать, — зайдя в комнату, принялся расспрашивать Олимпиаду Андреевну о том, не пора ли его дочке сделать операцию, — она опять, четвертый раз подряд, заболела ангиной. Его жена, чем-то неуловимо похожая на него, как всегда молча, смотрела на окружающих с таким милым, ненарочитым дружелюбием, что, не отличаясь ни интересом к сплетням, ни способностью острить, была настоящей «душой общества».
Мягко улыбалась Ольга Трофимовна — видный профсоюзный работник, старый член партии, одинокая женщина, которая и в шестьдесят лет сохранила свою незаурядную красоту. Ольга Трофимовна жила для людей. Она нянчила чужих детей, одалживала деньги, делала подарки, и никто не знал, была ли у нее хоть когда-нибудь своя жизнь. Очевидно, нет. Это был человек из породы подвижников, подвиг которых осознают, лишь когда они покидают этот мир.
Преувеличенно выражала радость по поводу встречи и рассказывала об особенностях китайских ваз, которые она привезла Марье Андреевне в подарок, Софья Аркадьевна — молодая, пухленькая, с таким необыкновенно ярким цветом лица, что недоверчивые женщины, знакомясь, присматривались к ней весьма придирчиво, со свежими, как шкурка помидора, не тронутыми краской губами. Она пришла с мужем — членом-корреспондентом Академии наук, специалистом в области физической химии, Олегом Христофоровичем Месаильским — пожилым, обрюзгшим, грибообразным мужчиной, одетым, как одеваются люди, которых не слишком интересует, какое впечатление производит их внешний вид на окружающих. Олег Христофорович и Софья Аркадьевна недавно вернулись из Китая, где Месаильский читал лекции в Пекинском университете.
— Китай — это грандиозно, — говорила Софья Аркадьевна. — Это необыкновенно, это интересно, это как… я забыла, есть такое китайское слово… Это — как вздыбленный конь. Но все равно к концу командировки и муж и я рвались домой, потому что и дым отечества…
Павел на таких вечерах чувствовал себя связанно и неловко. Чаще всего он уходил из дому. А когда оставался — все время молчал, его почти не замечали. Только Косенко, со свойственной ему преувеличенной деликатностью, мучительно переживающий малейшую неловкость, каждый раз заговаривал с Павлом, спрашивал, что он читает, кивал головой, потирал руки, нерешительно отходил, снова возвращался к Павлу и в общем с трудом переносил его присутствие.