И от этого в голову все чаще и чаще вползает одна и та же мыслишка: «А надо ли было?‥» И становится так страшно, так жутко, так хочется найти виноватого!‥
На четвертые сутки происходит взрыв!
— На кой черт ты вообще плывешь?! — кричит Василий, придравшись к какому-то пустяку. — Сидел бы себе в Ленинграде, крутил бы колеса, жлоб с деревянной мордой!
— Я плыву к себе на историческую родину! А вот ты что тут делаешь, говнюк?! Ты — вообще не еврей!!! — орет Арон.
— А кто учил иврит?! Ты, что ли? Я не еврей?! Да, я в сто раз больше еврей, чем ты! Я — «Рабинович»!!!
— Ты — «Рабинович»?! Засранец! У тебя фамилия моей родной сестры Ривочки! Ты просто бежишь от Советской власти! — Арон стоит у штурвала и орет это все, автоматически поглядывая на компас и бессознательно корректирует курс штурвалом. — А я плыву к себе! В свою страну!‥ Я чистокровный еврей…
— Ты?! Ха-ха-ха! Какой ты еврей?! Дерьмо несчастное! — кричит Василий. — Еврей!‥ Водка литрами, мат-перемат, чуть что — в морду! Еврей!‥ Кто тебе поверит?‥ Ни один нормальный еврей себе такого не позволяет! Он — еврей!‥ Смотрите на него! Ты — «Фоня-квас» — вот ты кто, уголовная твоя морда!‥
— А ты?‥ Ты кто??? — Арон в беспамятстве от ярости бросает штурвал, поворачивается к Василию и протягивает к нему свои огромные натруженные лапища: Я — работяга! Я всю жизнь вот этими своими руками… А ты — жулик! Торгаш несчастный!‥ Ворюга!!!
— Я — ворюга?! Ах, ты блядь толстомордая!!!
Василий, не раздумывая, бьет Арона в челюсть — раз, другой, третий!‥
Ошеломленный Арон отлетает назад к рубке, сильно ударяется затылком о лебедку и замертво падает в кокпит…
Паруса спущены, валяются кое-как на палубе и крыше рубки…
За штурвалом никого нет, и «Опричник», повинуясь только течению, болтается на воде, покачивая голой мачтой…
В каюте, по одну сторону стола, тесно прижавшись друг к другу, обнявшись, сидят Арон и Василий и горько плачут…
У Арона перевязана голова, у Василия забинтована правая кисть руки.
На столе, на ненужной уже карте Эгейского моря пустая бутылка из-под греческого коньяка «Метакса» и почти пустая бутылка «Столичной». Два стакана, немудрящая закусочка — одна тарелка на двоих и два пиратских ножа в сливочном масле.
— Прости меня, Арончик… — всхлипывает Василий и кладет повинную голову на широкое плечо Арона.
Арон гладит Василия по голове, говорит сквозь слезы:
— Господи… Да что же это с нами такое, Васечка?‥
Василий разливает остатки «Столичной» по стаканам. Пытается сделать себе бутерброд для закуски, но рука, разбитая о челюсть Арона, плохо слушается.