Она попыталась забыть взгляд того человека. «Нет, — сказала она себе. — Не нужно забывать. Такой взгляд нужно сохранить. Или, быть может, не нужно?»
Она все еще сомневалась, когда из зала вышел Колумелла, осмотрелся и, увидев Клеопатру, приблизился к ней.
— Это продлится еще долго. Все эти перерывы, — сказал он. — Здесь тебе неудобно. Может быть, ты поедешь с частью людей и будешь ждать за городом? Там лошади. Хочешь глоток вина?
Она почувствовала что-то вроде благодарности.
— С удовольствием, господин, — ответила она. — Это лучше, чем сидеть здесь… и на все это смотреть.
Колумелла кивнул.
— Понимаю. Он произвел на тебя впечатление, этот Йегошуа?
— Да, произвел.
— Говорят, он праведник. — Советник потеребил мочку уха. — Не волнуйся, с ним ничего не случится. Пилат вообще не знает, что с ним делать и почему Кайафа его сюда посылает. Я думаю, что царь хочет его отпустить.
Клеопатра вышла с двенадцатью эллинами. Один из мужчин нес кожаную сумку с ее припасами. На улице, за воротами, на расстоянии трех шагов друг от друга стояли Пилат и первосвященник Кайафа. Клеопатра с любопытством разглядывала его, и то, что она увидела, не особенно впечатлило ее: старый мужчина, с седой бородой и пейсами, в длинной черной накидке, с острым, умным и одновременно злым взглядом. А может быть, не злым. Но каким, она не смогла понять.
— Значит, ты выдвигаешь официальное обвинение против этого праведника? — Услышала она голос Пилата.
— Да, выдвигаю. И никакой он не праведник. Он хочет свергнуть порядок, установленный господом. И римлянами. — Первосвященник говорил грубо и озлобленно. От жары, от раздраженности, от неприязни.
— Порядок, установленный богом? Это меня не касается. — Пилат отвечал ему с легкой иронией. — И кроме того, я думаю, ты имеешь в виду порядок вещей, который дает власть тебе и твоим людям, не правда ли? Насчет порядка римлян… Хорошо, я его допрошу. Ведь это моя обязанность, если ты действительно выдвигаешь обвинение.
— Да, я настаиваю.
— У меня сейчас есть более важные дела. И я скажу тебе, что твои требования, вынуждающие меня это сделать, никоим образом не укрепят нашу дружбу.
— То, что ты называешь «нашей дружбой», не является моей главной задачей, — язвительно произнес Кайафа.
По дороге к городским воротам им пришлось протискиваться сквозь плотную толпу людей. Клеопатра была рада этому, потому что в этих условиях почти невозможно было разговаривать и она могла сосредоточиться на своих мыслях.
Кайафа. Какой острый, хитрый взгляд; взгляд человека, осознающего свою власть… Но может быть, все-таки злой? Нет, скорее он выглядел как человек, одержимый демонами.