— Господин, — обратился к Аферу торговец. — Уже поздно, а у меня еще нет места для ночлега. Я не хочу стоять здесь и ждать, пока ваш кузнец соизволит что-то сказать.
— У нас есть место?
Ксантипп пожал плечами.
— За небольшую скидку мы могли бы разместить его в конюшне.
— Позаботься об этом. — Афер собрался уходить. — Если другого выхода нет…
— Подожди. — Ксантипп задержал его. — Тебя ждет посланец царя.
— Кто это?
— А ты как думаешь?
Афер вздохнул. Так как Ксантипп не стал называть имя гостя, он понял, что явился Никиас, старый критянин, отвечавший за сбор посланий и новостей, которые не должны были передаваться дальше.
— Где он?
— Сегодня его можно найти только в какой-нибудь пивной. Я думаю, ты можешь подождать до завтра.
— Ты знаешь, о чем идет речь?
Ксантипп сморщил нос.
— Слышишь, ты, — позвал он торговца железом. — Веди свою лошадь с телегой вон туда. — Он указал в сторону конюшни, рядом с которой с внутренней стороны крепостной стены стояли сараи и другие помещения.
Когда торговец с повозкой удалился, спартанец тихо сказал:
— Я думаю, древесина и то, что из нее получается. И можно ли сжечь результаты.
Афер втянул воздух через передние зубы.
— Может, поговорить с ним сейчас? Нет… лучше завтра.
Он сделал крюк, чтобы не идти мимо одной из пивных, которую особенно любил Никиас. Он снова размышлял о своих странных снах, о женщине из Магдалы и ее учителе.
Может быть, это был пророческий сон… «Древесиной» и «тем, что из нее получается» они называли сына плотника и его проповеди. «Сжечь результаты»?..
Он тихо присвистнул. Насколько он знал, Ирод Антипа находился в данный момент в крепости Махерос, восточнее Мертвого моря, где год назад он приказал обезглавить крестителя Иоанна. Как поговаривали в народе, для удовольствия своей дочери и, как хорошо знал Афер, на радость священникам и грамотеям. Если Никиас приехал по этому делу, то вполне возможно, что фарисеи[18] снова сильно досаждали царю, требуя очередной казни непокорного. Например, бродячего проповедника, который несколько иначе толковал слова их бога. Йегошуа говорил, что суббота существует для людей, а не люди для субботы. Это было кощунством для тех, кто претендовал на монополию в толковании Священного писания. Афер подумал, что Йегошуа вполне может сказать, что бог существует для людей, а не люди для бога. Еще более страшное кощунство.
— О боги, — пробормотал он, почти подъезжая к своему дому. — Не могли бы вы избавить нас от богов?
«Еще более страшное кощунство», — повторил он про себя. В этой стране, как, впрочем, и в других областях империи, уже многие были казнены за гораздо меньшие провинности. Забиты камнями, посажены на кол, распяты на кресте, просверлены копьями.